Украинский и русский народы сформировали два уникальных, не имеющих аналогов во всей мировой истории субэтноса — запорожское и донское казачества. Благодаря украинским казакам, еще в середине XVII столетия была создана национальная украинская гетманская держава с ярко выраженными демократическими чертами политического устройства и социально-экономических отношений. И украинские, и русские казаки — это люди подвижной границы, передовой отряд православия. Они покорили Сибирь, вышли к Тихому океану, создали славянские форпосты по кромке великой евразийской степи. Их вечно влекло за горизонт, они (а затем и их потомки) всегда ставили перед собой невероятные, непомерные задачи: освоение Сибири и Аляски, Дальнего Востока и Маньчжурии, Кавказа и Средней Азии, покорение Арктики, Мирового океана и космоса. Они не боялись жизни, они смеялись над трудностями. Судьба единоверцев за Дунаем или храма Святой Софии в Константинополе, бывало, заботила их больше, чем низкие мелочи повседневности. Где здесь кончается украинский характер и где начинается русский — не скажет, я думаю, никто.
Военные демократии казаков, их безумная смелость, их гордая независимость («С Дона выдачи нет!») — не выдумка позднейших писателей, в отличие от мифа о ковбоях. Вот характеры, вот цельность! Казачество, страж военных рубежей родины, уникальное сословие, «поголовно и на свой счет» состоявшее на службе государства, могло бы стать благодатным материалом для национального эпоса.
С конца XVIII века именно казачество — пример переходного русско-украинского субэтноса. Черноморское казачество, бывшие запорожцы, оказались на Северном Кавказе по соседству с «линейными» (донскими), терскими и гребенскими казаками. Они вместе участвовали в Персидском походе 1796 года (причем объединенными казачьими силами командовал известный нам Антон Головатый), в кавказских войнах и обороне Севастополя, а затем все вместе получили название кубанских. Российские власти исподволь, но вполне целенаправленно перемешивали «черноморцев» с «линейцами». Это привело к тому, что на Северном Кавказе воцарилось двуязычие. Герой Лермонтова в «Тамани» сразу замечает это: «Меня, однако, поразило одно: слепой говорил со мной малороссийским наречием, а теперь изъяснялся чисто по-русски». Большая доля украинцев была в составе Донского, Оренбургского, Уральского, Сибирского, Семи-реченского и Уссурийского казачьих войск.
Хотя Кубань начала утрачивать свой украинский характер еще до революции, двуязычие могло держаться здесь сколь угодно долго. Советская власть решила покончить и с этим. В декабре 1932 года под диктовку Сталина было принято постановление Совнаркома и ЦК ВКП(б) о хлебозаготовках на Северном Кавказе. Ряд пунктов постановления касался совсем не хлебозаготовок, а национальных вопросов. Украинизация почти половины районов Северного Кавказа, проводившаяся с первой половины 20-х годов, осуждалась в нем как «петлюровская». Делопроизводство уже украинизированных районов было вновь возвращено на русский язык как «более понятный для кубанцев», упразднялось украинское отделение Краснодарского пединститута, постепенно было свернуто и школьное обучение на украинском языке. Не знаю, добавило ли это кому-то счастья, но в итоге Кубань утратила значительную часть своего многоцветья, сделалась более одномерной.
А еще Кубань стала для украинцев грозным предупреждением о том, насколько быстрыми могут быть ассимиляционные процессы. Иной раз не только отдельные лица, но и целые общности могут даже забегать вперед в этих процессах. Не было более истовых турок, чем янычары славянского происхождения. Не было, по словам одного прибалтийского барона, в девятнадцатом веке в России больших русских, чем остзейские немцы. Один из первых и лучших русских писателей-деревенщиков Александр Николаевич Энгельгардт с большим чувством то и дело говорил: «Мы, русские…», «Только у нас, русских, пойдет такое дело, как коллективное сельское хозяйство», а его современница тем временем так отзывается о нем в дневнике: «Этот немчик». Язык кубанских станиц и хуторов до сих пор ближе к украинскому, чем к русскому, но и гордые станичники, и скромные хуторяне считают его настоящим русским, и нет, наверное, сегодня в России более имперского, воинственно-великорусского по настроениям региона, чем Кубань, заселенная потомками украинских «лыцарив».