Украину отличала высокая грамотность. Сирийский араб-христианин Павел Алеппский, сын антиохийского патриарха Макария, описавший поездку патриарха в Россию в 1655 году через Украину, сообщает, что даже украинские крестьяне умели читать и писать, а сельские священники собирали и обучали сирот. Отметил он в своих путевых записках и открытость киевлян в отношениях с иностранцами. Он и его спутники встречали самый дружелюбный прием, нигде не ощущая себя чужаками, в то время как в России он не видел «радости и свободы» и чувствовал себя так, будто на сердце ему «повесили замок».[26]
Но были в России и многие плюсы. По сравнению с открытой любым ветрам Украиной, жизнь здесь была относительно спокойная, все враги были далеко. Бескрайние леса настолько кишели зверем и птицей, что иностранцы сравнивали Россию с огромным зверинцем. Охота не была привилегией дворян, ей предавались и самые простые люди. Реки и озера изобиловали рыбой. Рыба, дичь, грибы и ягоды почти ничего не стоили.[27]
Такова была страна, к которой Украина оказалась присоединенной в 1654 году — богатая природными ресурсами, полностью довольная собой, с жесткими, как кремень, дьяками (Хмельницкий ощутил это в Переяславе), относительно мало подверженная внешним угрозам, подозрительная к иностранцам, сытая, очень набожная и слабо образованная, хотя на Красной площади в Москве Павел Алеппский увидел целый книготорговый ряд. Но было в ней и что-то нечужое, было привлекательное. Предприимчивые и бедовые украинцы довольно быстро потянулись сюда. При этом они считали, надо полагать, что просто переселяются на другой конец «Русской земли». Вот как много значат устоявшиеся понятия, вот как важны имена, слова, идеи, символы. Идея «Русской земли» от Червоной Руси и Вильны до Архангельска и Вятки частично снимала у переселявшихся в Россию психологический барьер.
Просвещенные «малороссы» оказались востребованы в России.
Уже никому не надо доказывать, что к середине XVII века, то есть к началу Освободительной войны гетмана Богдана Хмельницкого, украинская культура стояла существенно выше российской. С этим не спорят ни российские, ни западные историки. Двести лет, прошедшие после падения Константинополя в 1453 году, Россия оставалась без ориентира и идейной опеки. В Москве царили подозрения: а такие ли уж православные теперь эти греки? Во-первых, живут «под басурманом», а во-вторых, вступили во Флорентийскую унию с католиками. Культурные центры Европы были далеки, особенно если учесть наличие высокого религиозного барьера. Веками в московском обществе оборотной стороной набожности была вражда к просвещению. Имела хождение пословица: «Кто по-латыни научился, тот с правого пути совратился». Вражду ко всяческой «латыни» оправдывали опасностью ересей. Московские церковные люди постоянно помнили православное предание, согласно которому Люцифер, упав с небес, приземлился где-то на западе, за Польшей. Любовь к знанию представлялась им изменой вере и путем к погибели души. В этой любви усматривали первородный грех гордыни. Образование могло быть лишь сугубо православным, всякая мирская наука исключалась.
Украина же, сохраняя православие, оказалась куда более гибкой и толерантной. Западное культурное влияние впитывали не только паны и магнаты украинского происхождения. Про них, пожалуй, можно сказать, что они впитывали его слишком ретиво — ибо, как правило, полностью полонизировались во втором-третьем поколении. Средние же слои и даже простой народ, ничуть не полонизируясь, сумели взять у польской культуры (и через польское посредство — у стран, расположенных дальше к западу) много ценного. Но главное, в Украине была воспроизведена традиционная европейская система обучения, основанная на владении латынью и знакомстве с трудами римских историков и философов. Латынь была универсальным языком европейского культурного сообщества, и владение ею давало образованным украинцам ключ к достижениям науки и культуры того времени.
Одновременно Украина сохраняла живые связи с греческим культурным миром, а временами и с турецким. Внешний мир Украины не ограничивался ближайшими соседями. В этот мир входили (наряду с Варшавой и Москвой) Иерусалим, Париж, Вена, Прага, Рим. Именно украинские богословы произвели «исправление» православных религиозных книг, сверив их с первоисточниками. Согласно указаниям Вселенских соборов и распоряжениям патриархов были «отредактированы» церковные обряды.
26
Не только для сирийского араба Москва того времени была непростым местом. Несколько веков практически изолированного бытия выработали у русских достаточно тяжелый характер. Свидетельства иностранцев поры Алексея Михайловича расходятся мало. Дипломат Адольф Лизек писал, что русский простой народ «в делах торговых хитер и оборотлив, презирает все иностранное, а все свое считает превосходным». Шотландец Патрик Гордон, проведший на русской службе 38 лет, находил русских надменными, высокомерными и «ценящими себя выше всех народов». Дословно того же мнения австрийский посол барон Августин Мейерберг, называющий русских «высокомерными от природы» и ставящими себя «в любых смыслах превыше всех на земле». Уже упомянутый Павел Алеппский пишет: «Торговля московитов деспотичная, торговля сытых людей, ибо не требует издержек, не взимается с них ни податей, ни каких-либо поборов… Говорят они мало, как франки. Один еврей (принявший христианство), состоявший переводчиком при врачах царя, говорил нам, что евреи превосходят все народы хитростью и изворотливостью, но что московиты и их превосходят». Никто не пишет о русской широте и открытости, как принято писать сегодня.
27
Более других авторов можно верить Юрию Крижаничу, хорвату и католику, прожившему в России времен Алексея Михайловича 17 лет и увидевшему ее от западных границ до Тобольска. Он осуждает расточительность русского простолюдина: «Люди даже низшего сословия подбивают соболями целые шапки и целые шубы… а что можно выдумать нелепее того, что даже черные люди и крестьяне носят рубахи, шитые золотом и жемчугом?» Сравнениям Крижанича, изъездившего всю Европу, можно верить: «На Руси, по Божьей милости, все люди, как самые бедные, так и самые богатые, едят ржаной хлеб, и рыбу, и мясо. Так что крестьянам и бедным рукодельцам живется на Руси много лучше, нежели во многих местах Греческой, Испанской и других подобных земель, в которых где мясо, а где рыба слишком дороги, а дрова продаются на вес, и люди, живущие в этих теплых странах, в зимнее время страдают от мороза больше, чем страдают жители Руси. Ибо там спят в студеных жилищах без печей и без огня, а здесь живут в топленых избах… Хотя в богатых странах более зажиточные люди живут удобнее и роскошнее, чем на Руси, однако при всем том крестьяне и убогие горожане, кормящиеся рукоделием, живут на Руси намного лучше и удобнее, нежели в тех пребогатых странах. Ни в одном королевстве простые черные люди не живут так хорошо».