Наши политики и журналисты, как украинские, так и российские, кроме самых молодых, формировались в условиях, когда важные решения не обсуждались обществом — решения принимали где-то наверху и «спускали» вниз в готовом виде для исполнения. В те времена любое заявление в печати или эфире, от кого бы оно ни исходило, выражало официальную точку зрения. Кажется, пора бы уже об этом забыть. Но нет. Ни в Украине, ни в России пока так и не научились видеть разницу между позицией соседнего государства и заявлениями, пусть самыми громкими и как бы авторитетными, но эту позицию не отражающими. Отсюда вечные недоразумения, перехлесты в прессе и общественном сознании.
Нам еще долго сживаться с мыслью, что поиск межгосударственных компромиссов может быть и почти всегда бывает долгим и тяжким. Нас обучали науке побеждать, но не обучили науке компромисса — науке, которую другие страны развивали и оттачивали веками. Я не без удивления узнал, что спор за обладание Нормандскими островами, расположенными между Англией и Францией, был улажен этими странами не когда-то в Средневековье или во времена наполеоновских войн, а лишь в 1953 году. Мало того, в середине 70-х он на какое-то время вспыхивал снова. Отражают ли такие споры нестихающую враждебность двух стран? Нет, они отражают упорство в отстаивании своих интересов. И в поиске компромисса. Путь к пониманию того, что альтернативы компромиссу не существует, был в Европе очень долгим. К счастью, нам не надо проходить весь этот путь наново. И Украина, и Россия — похоже, способные ученики (или правильнее говорить: ученицы?).
Хочу ли я этим сказать, что на самом деле все прекрасно и не затруднительно? Нет, я хочу сказать другое. А именно, что главные наши сложности, связанные с Россией, лежат не там, где их обычно видят украинские СМИ.
Среди наших проблем есть одна, решаемая в достаточной мере мучительно. Прежде чем мои соотечественники смогут спокойно сказать себе, что она решена, пройдут десятилетия. Это не российско-украинская проблема, это украинская проблема, но она тесно связана с Россией.
Речь идет о нашей самоидентификации и нашей психологии. Политологи и социологи Украины согласны в том, что процессы консолидации украинской нации пока еще далеки от завершения. Мы до сих пор не до конца поняли, кто мы такие. Одна из важных составляющих украинской самоидентификации как раз и заключена в формуле «Украина — не Россия». Было бы совершенно излишне провозглашать, например, что Украина — не Турция, это ясно и так. Но после того как мы с Россией треть тысячелетия прожили под одной государственной крышей — под российской крышей! — самоотождествле-ние украинцев в возрождающейся независимой Украине просто невозможно без четкой инвентаризации в головах и душах: это — Украина, а это — Россия.
Среди моих соотечественников есть люди, для которых национальная самоидентификация Украины сводится к лозунгу: «чтобы все было не как у москалей». Это ложный и бесплодный путь. Носители таких идей не замечают, что ставят себя в психологическую зависимость как раз от тех, от кого так страстно мечтают отдалиться, ибо превращают «москалей» в свою главную точку отсчета. Я сознаю, что тоже рискую получить подобный упрек, тем решительнее подчеркиваю, что ратую за органичный путь Украины к себе. Моя книга — и об этих вещах тоже.
Вспомним: когда Россия стала империей? Русский царь объявил себя императором после успешного завершения Северной войны и Ништадтского мира 1721 года. Такое повышение статуса Российской державы принято связывать с тем, что она закрепилась на Балтийском море от Выборга до Риги. Но при этом забывают украинский фактор. Формально Левобережная Украина находилась «под высокой рукой» московского царя с 1654 года. Но на протяжении нескольких последующих десятилетий дальнейшая судьба этого протектората выглядела непрочной — достаточно вспомнить походы Дорошенко, события Руины, гетманств Выговского, Брюховецкого, Многогрешного и особенно Мазепы. Лишь после Полтавской битвы Левобережная Украина была достаточно прочно включена в состав России, и именно это обстоятельство, не менее чем триумф в Европе, позволило России ощутить себя империей.
Да-да, надо ясно понимать, что без украинского участия Россия не стала бы тем, чем она стала, это была бы другая страна. Без украинского участия другой была бы российская история и, что еще важнее, другой была бы русская культура. Во многом другим был бы даже русский язык.
Можно ставить вопрос шире — без украинского участия другой была бы вся современная «русская (российская) цивилизация». Мне близко знакома военная составляющая современной русской цивилизации. Так вот, эта часть определенно была бы другой без воистину мощного украинского участия, впервые обозначившегося еще в конце XVII века. Точка отсчета — совместное взятие Азова в 1696 году. Вместе с Украиной Россия стала великой державой, и, как пишет канадско-украинский историк Орест Субтельный, «с этой державой отныне [начиная с 1654 года] во всем хорошем и во всем плохом будет неразрывно связана судьба Украины». На целую треть тысячелетия.