Это было 28 февраля. Он быстро написал предсмертную записку: никого не винил, у всех просил прощения. Ни жену, ни дочь, что жила в Харькове в предсмертной записке не упомянул, не решился касаться семейной темы, никого не назвал по имени – ни среди своих друзей, ни среди врагов, своих убийц.
Он спокойно вышел на балкон, посмотрел на сияющий город с высоты 17-го этажа и подобно подбитому орлу улетел вниз. Он улыбался и летел, не посылая проклятия небесам. И вдруг все потемнело: ни боли, ни света, ни злобных вчерашних соратников по коалиции.
– Собаке собачья смерть, – сказал Генеральный прокурор страны Щокин, узнав о самоубийстве Чечетова, и бросился названивать президенту страны. Но президент на этот раз не вязал лыка. И говорил нечленораздельно, и посылал его на три буквы, а Виктор Иванович слушал и улыбался. Он был у Вальцманенко верной собакой уже пятнадцать лет и знал: если шеф перебрал, он обязательно будет материться. Зато завтра они встретятся, будут ржать, как лошади и даже лизать друг друга. Правда, надеяться на большее не приходится: у президента теперь широкие возможности, ему доставляют молоденьких мальчиков, а он, Щокин, уже староват…
16
После краткого совещания со своим аппаратом Щокин моргнул глазом следователю Крысе, что означало: зайди ко мне в кабинет. Крыса сначала побежал в нужник, потом стал перед большим зеркалом, поправил пейсы, пригладил жидкие волосы и стал надавливать на глазные яблоки, уж слишком они выпирали, выдавая его национальность, а Щокин, хоть и любил Вальцманенко особой любовью, но к остальным, кто носил пейсы, относился критически.
– Шалом, господин Щокин, – произнес Крыса, входя в кабинет.
– Ты меня все время путаешь с президентом, хмырь болотный. Садись и слушай. Я возбуждаю уголовное дело против Ефремова, бывшего руководителя партии Януковича, а ты будешь его допрашивать. Пока не выбьешь из него нужные нам признания, работай усиленно и даже ночами. Применение пыток не исключается. У нас в этом плане есть хорошая бригада. Этих ребят нам предоставил Яруш. У меня у самого колени дрожат, когда я в глазок смотрю, как они работают.
– Я знаю: они применяют 130 методов пыток, которые оставил им их вождь Степан Бандера. Но гвоздь в черепную коробку они могут вогнать только с разрешения президента, если это крупная фигура, разумеется. Ефремов сюда вполне подходит. Благодарю вас за такую крупную фигуру. Он, правда, слаб физически. После первых же ударов коленкой в солнечное сплетение обгадится. Знаете, какая будет вонь! Работать не сможете.
– А вы согласно физическим возможностям. Сперва воздействуйте на психику, а потом уж применяйте сочетание с физическими методами. Можно же отрубить палец и намазать соленой водой вместо йода. Короче, уже завтра будет возбуждено уголовное дело, уже завтра он будет доставлен, и вы с ним можете встретиться.
Трудно назвать Александра Ефремова мужественным так же, как и умным, и решительным человеком. Скорее его можно отнести к очень редкому типу людей в современном мире, где лжец на лжеце сидит и лжецом погоняет, к человеку в высшей степени порядочному, скромному, не претендующему на золотого тельца. Он никого никогда не предавал, никому не лгал, не претендовал на превосходство над тем, с кем имел дело.
Весь год после переворота, он ходил по Киеву, как по чужому городу и почти каждый день ждал ареста. Трудно понять, почему он не поехал в Россию, к тому же Януковичу, который увез с собой пять чемоданов, набитых долларами. Уж Виктор Федорович не отказал бы ему в финансовой поддержке. Что его держало в стране, пропахшей, прогнившей насквозь бандеровским нацизмом? Он чего – то ждал? Возможно. И дождался. Однажды во время прогулки по скверику, к нему подошли два головореза в масках, и надели ему колпак на голову. Какое-то время спустя он встретился с Крысой.
– О знакомое лицо, – сказал Крыса. – Что если его исполосовать лезвием вдоль и поперек? А затем обработать соляным раствором. Что ты на это скажешь Ехремов, руководитель партии предателя украинского народа Януковича.
– Я ни в чем не виноват. Кроме того…, я позвоню сыну, он выделит пятьдесят тысяч баксов для вас лично и столько же Щокину, прокурору.
– Не откажусь от такой благодарности. Эй, вы, снимите наручники с Ехремова. Уведите его, напоите чаем, а я к Генеральному, к Виктору Ивановичу.
К Генеральному не так просто было пройти, но следователь Крыса, на то он и крыса, пролез…вслед за секретаршей Клавдией, которая, благодаря своей молодости была так хороша, что Щокин вызывал ее бессчетное количество раз в течение рабочего дня.