приемом, выделить в Киевской Руси на территории современной Ивано-Франковщины
«ивано-франковский народ». Теперь «народы» любого региона, — будь то Закарпатье
или Донбасс, Житомирская или Кировоградская области, — могут со спокойной
совестью и неменьшим формальным основанием, нежели «украинский народ»,
добиваться независимости, а уже местные историки, имея в руках столь безотказный
метод, легко отыщут в древности «житомирский», «кировоградский» и какой угодно
«народы», мечтавшие якобы, еще тогда, о своей независимости. Заодно открывается
возможность утвердить местный «язык» («ивано-франковский», «одесский»,
«кировоградский»…) в качестве единственного государственного языка — с
последующим его жестким внедрением, — для чего опять-таки имеется оснований не
меньше, чем в теперешнем насаждении на Украине русско-польского «суржика»,
именуемого «украйинською мовою».
Правда, в отличие от будущих «ивано-франковских» историков, украинские историки
умудрились таки обнаружить «Украину» в летописях за 1187, 1213 и другие более
поздние годы, пренебрегая, впрочем, как несущественным, тем обстоятельством, что
слово «украйна» в ту далекую пору не было названием собственным, а означало
«окраину», «приграничную область» — и должно поэтому воспроизводиться с
маленькой буквы. Таких «украин» по границам русской земли в прошлые времена
можно было найти множество. Если вспомнить относящиеся к этому слову примеры из
словаря Даля: «Сибирские города встарь зывались украинными» или — «Даже до
украины нашей страны молдавской», если вдобавок заглянуть в собрание русских
былин Кирши Данилова, где имеются такие слова:
«Во сибирской во украине,
Во даурской стороне,
В даурской стороне —
А на славной Амур-реке»,
- то можно получить представление о том, какое широкое поле для геополитических
притязаний открывается украинствующим, которым не составит труда зачислить в свои
пределы любую часть русской земли, бывшую когда-либо ее окраиной, вплоть до
Приморья, с бухтой Золотой Рог и портом Владивосток.
Главная причина возведения слова «украина» в ранг имен собственных и
присвоения ему заглавной начальной буквы заключается в том, чтобы заменить этим
словом старое название «Малая Русь», свидетельствующее о русских корнях
нынешних «украинцев». Наивысшим достижением самостийнических пропагандистов
как раз и является то, что коренные жители края, из которого «пошла и стала есть
Русская Земля», сегодня в подавляющем большинстве совершенно не ведают, что они
никакие не «украинцы», а малороссы — то есть русские, что русский язык — это родной
их язык, а не «мова инозэмнойи дэржавы», что великая русская культура принадлежит
им в неменьшей степени, чем жителям Тамбова или Читы… Добившись такого успеха,
самостийники получили формальное право учинять всякому «украинцу» пристрастный
допрос: «якщо ты украйинэць, то чому розмовляеш нэ украйинською мовою, а мовою
инозэмнойи дэржавы?» И бедные «украинцы» не знают, что ответить, хотя подобное
требование немногим отличается от требования разговаривать, к примеру, на
«сибирском», «вологодском» или «одесском» языке; а для того чтобы вспомнить, кто
они есть, нынешним гражданам Украины достаточно открыть гоголевского «Тараса
Бульбу» и поинтересоваться, к какому народу относили себя Тарас Бульба и его
товарищи.
Вопреки утверждениям украинских историков о том, что Киевскую Русь населяли
«украинцы», которые еще в те далекие времена сознавали свою обособленность от
предков нынешних «москалей», — начало разделения единого русского народа на
«русских» и «украинцев» следует искать в сравнительно недавнем прошлом — во
второй половине XIX века. Именно в это время выходит бродить по Европе известное
«привидение». Модные социалистические идеи, докатившись до наших пределов,
постепенно вытесняют из народного сознания прежнее мировосприятие, связанное со
всем богатством национальной, религиозной, культурной традиции — заменяя его
элементарной шариковской формулой «взять все да и поделить». В этой формуле,
кроме многого прочего, не нашлось места и православию, которое препятствовало всем