независимости было выражением глубокого духовного кризиса украинцев.
Отделение Украины произошло в конце социалистического периода в истории
нашего общего государства, что, казалось, должно бы свидетельствовать о некоем пике
угнетения и унижения Украины со стороны России, который бы пришелся именно на это
время… Но едва ли не всю вторую половину этого социалистического периода
союзным государством правили те, кого по нынешним меркам можно назвать нашими
соотечественниками: Хрущев, Брежнев, Черненко, — так что, начиная с послевоенных
лет, социализм в Советском Союзе был, в основном, «с украинским лицом».
Коммунистический режим в нашей державе зависел, как это ни странно, не столько от
«базиса», сколько от «надстройки», в особенности той ее части, что восседала в самом
главном кресле, и потому существенным образом менялся в зависимости от того, кто
становился полновластным хозяином кремлевских палат. И если вначале, — говоря,
конечно, очень приблизительно, — режим этот имел черты своего рода
русскоеврейского мессианства Ленина и Троцкого, потом превратился в азиатского типа
деспотию грузинского уголовного авторитета Иосифа Сталина, то в следующей своей
стадии он значительно смягчился (тут надо отдать должное нашему национальному
характеру) и приобрел более или менее благодушный сонно-обывательский облик,
вследствие чего на месте прежнего фанатизма и затем кровопийства воцарились
«украинские добродетели»: жадность, хитрость и лень… И вся страна, из щедринского
«Города Глупова» прежних советских лет, постепенно превратилась в гоголевский
«Миргород». Да и сама украинская независимость была по сути реакцией украинских
властей на падение социализма в Москве и на прекращение этой золотой для
украинской элиты эпохи, попыткой спасти социализм, законсервировав его в Киеве.
Для Украины акт провозглашения независимости стал актом саморазрушения. Ведь,
если попытаться сравнить, кто после развала бывшего общего государства в большей
степени пострадал, то россияне с отпадением Украины лишились только одной из
провинций; украинцы же потеряли едва ли не все, что прежде считали Родиной. На
Украине (за исключением западных ее областей) всегда считали своими и Урал, и
Москву, и Дальний Восток, и Целину, качественно не отличая их от Киева; кроме,
конечно, начальников, чиновников и политиков, которые просто так любить Родину не
умеют — они «любят» лишь ту ее часть, которой владеют и управляют с помощью
циркуляров, ибо Родина для них — не более чем корыто, из которого они кормятся.
Они-то и сделали так, что для миллионов украинцев и русских Родина вдруг
разделилась по границе Луганской и Ростовской, Черниговской и Брянской и других
областей, — так что простому человеку нужно быть теперь предельно внимательным,
чтобы ненароком не совершить «измену» одной части своей Родины в пользу другой.
Украина, отделившись от России, отказалась, кроме прочего, и от совместной
истории, совместного часто горького и трагического опыта. Украинская независимость
— это еще и независимость от необходимости осмыслить данный опыт и искупить
грехи и заблуждения прошлого. Все проблемы такого рода решаются теперь на
Украине запросто и одним махом: если на Украине что-нибудь плохо, то это потому, что
Украиной раньше «правылы москали»; революцию, коллективизацию, репрессии — все
это сделали «москали», голодомор — учинили они же…
Между тем на Украине никогда не ощущалось недостатка в кадрах для проведения
подобного рода «мероприятий»; и если говорить о том, кто больше всего нас
обманывал и делал рабами — то это никакие не мифические пришельцы, а наши
родные украинцы, тесно заполнившие все бывшие коммунистические управленческие
структуры; и наши же «культурные деятели», типа Павлычко, произведениями которых
на протяжении десятков лет методично оболванивали миллионы школьников и которые
теперь стоят в первых рядах защитников идеологических границ новой Украины.
Подобная независимость от печальных и слишком поучительных уроков нашей
общей истории есть залог того, что все ошибки и мерзости бывшей державы будут
Украиной благополучно повторены — только уже с приставкой «свий».