что и в решении церковных вопросов он способен действовать столь же смело и
эффективно, ка и в решении вопросов футбольных).
В этой связи, довольно естественным и понятным выглядит желание
«идеологически подкованных» болельщиков киевского «Динамо» отделиться,
отгородиться от всего русского — лишь бы вместе с русским провалился бы в
преисподнюю ненавистный московский «Спартак» — вечный соперник и конкурент
киевского «Динамо».
Казалось бы, тут не иначе, как явное преувеличение — в самом деле: какое могут
иметь влияние те или иные футбольные привязанности на решение такого глобального
вопроса, как историческая судьба народа? Однако, если вспомнить хотя бы
предперестроечные времена, когда на основной части Украины ни о каких
самостийностях никто ничего не слыхал и на официально декларируемой «дружбе
народов» не было заметно и пятнышка — уже в ту пору тон репортажей в спортивной
прессе (самой у нас тогда читаемой), освещающих перипетии футбольных баталий,
был неизменно враждебен по отношению к Москве. И именно этот тон воцарился
впоследствии в украинской прессе и перенесся на освещение всех вопросов,
касающихся России.
Так что аргумент, согласно которому Украине нужно отделятся от России, потому
что это в интересах киевского «Динамо», — при всей его дикости и
неправдоподобности, следует признать реально повлиявшим на результаты славного
референдума: ввиду демократичности референдумов, куда пускают даже и
футбольных болельщиков, а также ввиду огромной массы этих последних, для кого
Москва и Россия — не более, чем логово московского «Спартака».
Перечисляя сознательно голосовавших за отделение Украины от России, не
забудем упомянуть и то «молодое поколение», которое «выбирает Пепси» и которое
Киев предпочло Москве по той простой причине, что Киев к этому «Пепси»
географически находится ближе; как и вообще всех тех, для кого совместный на
протяжении веков путь, пройденный народами Северной и Южной Руси и великие
ценности, созданные на этом пути — ничего не значат либо попросту не существуют, и
для кого, по этой причине, легко было с ними расстаться.
4
«Соль земли»
Из всех сознательных наиболее сознательными были, безусловно, высшие киевские
чиновники и та самая патентованная национальная интеллигенция, ее элита. Они-то и
сумели, опираясь на ограниченность и безразличие масс, осуществить на Украине
глобальный переворот, который, в честь главных его вдохновителей и исполнителей
вполне можно было бы назвать «административно-филологической революцией», если
бы «интеллектуалы» (филологически озабоченные научные деятели и всякого рода
«мытци»3) не действовали в ней точно так же, как и чиновники, — сугубо
административно: то есть никаких революций в своих областях они не совершали, а
преуспели лишь в деле «перетягивания одеяла на себя».
Могут, конечно, возникнуть сомнения, почему собственно «революция»? Потому что
эволюцией тут и не пахло. Что из того, что в здание, где восседали высшие украинские
власти не вбегала группа националистически настроенных вооруженных людей и не
совершала переворота, — а просто эти самые высшие власти перекрасили свои
знамена и переменили одежды: прежние партийные на национальные шаровары? В
наш солидный век одни только горные народы, обитатели Балкан или Кавказа,
пытаются еще решать свои проблемы с помощью оружия — у степных же, равнинных,
народов все перевороты совершаются в основном в бумагах: для самого радикального
переворота, вроде того, что произошел на Украине, достаточно всего лишь державным
мужам пошептаться в кулуарах и вовремя составить ловкий документ. Однако, если
говорить о последствиях тихого украинского переворота, то они самые революционные.
В результате этого переворота чиновники получили для себя государственность
(хотя считается, что для народа), а национальная интеллигенция — возможность
провести «культурную революцию» согласно своему вкусу и интересу (хотя и тут
считается, что в интересах народа). Обе силы действовали сообща, всячески
поддерживая и подкрепляя друг друга.
«Интеллектуалы» помогли чиновникам с аргументацией — на тот случай, если