«Тайная история корейской войны»[127] Ифа Стоуна излагает мнение, существенно отличающееся от всенародно принятого. В 1952 году соучредители Monthly Review Лео Губерман и Пол Суизи писали во введении: «Эта книга… рисует совсем иную картину корейской войны — такую, что фактически расходится с официальной версией почти по всем пунктам». Расследование Стоуном официальных несоответствий привело его к «полномасштабной переоценке всей войны».
Издатель Клод Бурде написал собственную статью под заголовком «Корейская загадка: борьба с фантомом?», заявив: «Если тезис Стоуна соответствует реальности, мы являемся свидетелями величайшего мошенничества во всей военной истории». Это «не вопрос безвредного мошенничества, а ужасный маневр, в котором обман сознательно используется, чтобы блокировать мир всегда, когда это возможно».
Стоун назвал это международной агрессией. Губерман и Суизи с ним согласны. В августе 1951-го они сказали: «Мы пришли к выводу, что президент Южной Кореи Синман Ри умышленно провоцировал северокорейцев в надежде, что они ответят, перейдя параллель войсками».
Он делал это с благословения Трумэна. Многочисленные южнокорейские провокации дали ему предлог для войны. Погибли миллионы. Северные области были превращены в руины. Последовали дальнейшие войны. «Северяне, — говорили Губерман и Суизи, — хотели единой Кореи, а не войны». Они «попали прямо в ловушку». Трумэн полностью воспользовался преимуществом. Он разжигал конфликт.
Считается, что Стоун сказал: «Мы говорили, что мы собирались в Корею, дабы вернуть статус-кво, но когда американские армии достигли 38-й параллели, они не остановились. Они продолжали двигаться, так что должно было быть что-то еще. Должна была быть другая программа, и какой же она может быть?»
Так же он потом узнал об инициировании Вашингтоном войн в Юго-Восточной Азии и других. Постоянная война — вот официальная политика США. А сдерживание России продолжается и сегодня. Больше об этом чуть ниже.
После Второй мировой план Маршалла (программа восстановления Европы) мало что имел общего с так называемыми масштабными жестами американской благотворительности. Экономист Уолт Ростоу помогал воплощать план. Он назвал его частью «наступления для усиления областей, все еще находящихся вне хватки Сталина». В декабре 1947 года тогдашний заместитель госсекретаря по экономическим вопросам Уильям Клейтон заявил, что если бы помощь предоставлена не была, «“железный занавес” мог сдвинуться на запад по меньшей мере до Ла-Манша». В то время, когда обсуждалось воплощение плана, он сказал, что Америка «держит в своих руках мощное оружие приостановки помощи, если вопреки нашим ожиданиям какая-либо страна потерпит неудачу и не оправдает наших надежд». Глава Бюро экономической стабилизации Честер Боулз был откровенен, сказав: «Настоящий повод для плана Маршалла — содействие американской системе на будущее».
План получил название по имени популярного генерала Джорджа Маршалла. После войны популярность Трумэна резко упала. Если назвать его имя, возникал риск общественного гнева, достаточного для того, чтобы получить отказ конгресса. И в игру вошел Маршалл. Он озвучил план. Он говорил хитрые речи. Он лицемерно заявил, что план был в том, чтобы «облегчить голод, нищету, отчаяние и хаос». А дело было в спасении капитализма от коммунизма и сталинского влияния.
Сдерживание России остается официальной политикой США. Это просто возврат назад в будущее. Холодная война никогда не кончалась. Она изменила форму. Путин — неприятель номер 1. Его очерняют более интенсивно, чем руководителей советской эры. В 2007-м, во время его первого президентского срока, министр иностранных дел Сергей Лавров обсуждал сдерживание России, сказав:
Сам вопрос сдерживания России — это проявление инстинктов прошлого и свидетельствует не столько об отсутствии воображения, сколько о том, что для некоторых после окончания холодной войны почти ничего не изменилось. Эти люди предлагают в наше время внедрить давным-давно сложившуюся в западном альянсе структуру международных отношений. Мотивы, которые диктовали политику сдерживания, чувствуются и на новом историческом этапе[128]
«Какую Россию надо сдерживать? — спрашивал он. — Какова может быть цель «сдерживания России» сегодня?»
Россия отказалась от имперской идеологии и других «великих планов» в пользу прагматизма и здравого смысла. Как можно сдержать страну, которая перенесла акцент на внутреннее развитие и теперь достигает замечательного прогресса? Укрепление России через созидательный труд естественным образом перешло в усиление ее международной позиции. Внешняя политика России не более чем продолжение политики внутренней. У нас реалистичные и понимаемые устремления, а именно: укрепление международной стабильности как основного условия нашего будущего развития с естественной эволюцией международных отношений с целью достижения свободы и демократии.