Выбрать главу

Локальные протестные выступления, спорадические восстания жесточайше подавлялись, пока не переросли в общую войну, подлинную Украинскую национальную революцию под руководством Б. Хмельницкого. Конечно, и у руководителей, и тем более у рядовых участников массового движения было бы излишне искать целенаправленно антиевропейскую мотивацию действий. В основе лежал протест доведенного до отчаянного состояния этнического массива против социального, национального, религиозного гнета, стремление встать в правах и реальном положении вровень с господствующей нацией. Потому и первичные требования верхушки восставших сводились к реализации казацкой автономии в составе польского государства. Категорическое несогласие с этим, неуступчивость руководства Речи Посполитой, проведение им решительных карательных «успокоительных» мер только усиливали радикализм лидеров Украинской революции, довольно быстро пришедших к мысли о создании собственной, национальной государственности.

Можно абстрактно-теоретически предположить, что при размахе национального движения, всеобщей поддержке идеи разрыва с уже ослаблявшимся, хотя еще и достаточно могущественным польским централизмом можно было рассчитывать на государственное обособление украинской нации. Вряд ли можно было опасаться и решительного противодействия подобному варианту развития событий со стороны соседей: московитов, татар, турок, венгров, валахов.

Однако устоявшиеся традиции, укоренившиеся обычаи (в частности, сюзерено-вассальская модель) при недооценке, даже неверии в достаточность собственных национальных потенций обусловливали линию поведения руководителя революции – Богдана Хмельницкого, его казацкого окружения. С первых же акций, направленных против официальной Варшавы, они вступили на путь поиска союзников. В расстановке сил в Восточной Европе это оказалось трудноосуществимой задачей. Но даже вынужденный союз на сомнительных, морально унизительных условиях с Крымским ханством считался достижением. Вряд ли можно одномерно оценивать попытки Б. Хмельницкого завязать отношения с турецким султаном.

А вот что касается укреплявшегося Московского царства, тут все больше проявлялось и особенностей, и упрочивавшегося стремления завоевать его благосклонность, добиться его помощи. С 1648 по 1654 г. Б. Хмельницкий направил в Москву к царю Алексею Михайловичу 13 посольств с просьбой принять под высокую государственную руку близкий по природе, истории, духу, традициям, религии, языку народ. Столько же было принято московских посольств и в городах Украины. Наконец решение Алексея Михайловича положительно отреагировать на просьбы юго-западных соседей утвердил в октябре 1653 г. Великий Земский собор, а Переяславская рада в январе 1654 г. подтвердила желание объединиться с Москвой.

Сегодня отыскивается немало аргументов для того, чтобы доказать: дескать, выбор Переяслава был не единодушен, вызвал известные несогласия в среде казацкой старшины. Много копий изломано для доказательства того, что Переяславский договор (союз, равноправный союз, военное соглашение, тактическое соглашение – разнообразию умозрительных определений и логичных построений без четких документальных закреплений нет предела) был вероломно нарушен московитами. Воспользовавшись благоприятной ситуацией, они вступили на путь инкорпорации Войска Запорожского – Гетманщины – тогдашней Украины, установления абсолютного господства над соседней нацией. Достижению целей служила и широко проповедуемая, последовательно внедряемая в жизнь идеология. Ее краеугольными камнями стали положения о единых корнях, едином этнически-историческом массиве – древнерусской народности, идентичности множества объективных параметров и характеристик (единственное несущественное, но в принципе сравнительно легко преодолимое отличие – малороссийское наречие, собственно, тот же русский язык, ухудшенный польскими влияниями).

И то, что было сопротивление украинскому курсу Переяслава и недовольство поведением северо-восточного соседа (не всем нравилось первоначально отводимая ему роль сюзерена), достаточно быстро проявившаяся во вводимых ограничениях и строгих порядках, а дальше – их ужесточении – факты реальной истории. Отрицать их невозможно. Стоит просто понимать, что никогда и нигде при решении столь крупных, судьбоносных решений в любом сословном обществе иначе и быть не может.