Приближаясь к смерти, он начал думать о судьбе своей бессмертной души. Но разве с такими друзьями (и подругами) пробьешься к Богу? Разве они дадут? "Я часто не узнаю теперь своего друга, так он бывает странен, как будто даже отчужденность какая-то чувствуется. Я искала этому причин в его, откуда-то теперь явившейся (конечно, от болезни) религиозности, проявляющейся и в бреду, и наяву, но он сказал мне вчера в одну минуту просветления: "Это отчужденность смерти, других причин не ищите". Да, конечно, он прав. Он теперь уже совсем "не от мира сего". Да, разбойнику на кресте было легче пробиться к Христу: приятели не мешали. Самые сердобольные из них могли и убить: "В последний день я не стала бы удерживать его при жизни, если бы даже это было в моей власти; только присутствие его родных мешало мне впрыснуть ему морфий (меня упорно преследовала эта отчаянная мысль), если бы только я могла, я дала бы ему Gnadenstoss, — Вы знаете, что это такое?". К счастью, рядом с больным находились родственники, а не только подруга. Поэтому он и не получил того "удара милосердия", которым победитель добивает побежденного.
Почему же эта любовь выражалась в такой необычной форме? Потому что с детства ее саму любили именно так. Олена Пчилка писала Ивану Франко о своей дочери: "По-моєму, не велику прислугу роблять надто недолугим дітям, коли, так сказавши, силою затримують їх при житті. Принаймні я, дивлячись на Лесю, не раз і не два винуватила себе, що виратувала її, коли вона дуже слабувала на першому році життя. О, моральні слабості. Чи ж смерть не була б кращею долею, ніж теперішнє єї життя, котре і у неї, і у всіх найприхильніших до неї людей будить тільки тяжкий жаль". Уже взрослая дочь писала своему брату о материнской любви: "Шкода мені тільки тебе, що тебе от уже з рік раз у раз "дерев’яною пилою пилять", за се я часами почуваю немов якусь уразу до мами, хоч знаю, що вона не винувата. Що ж, коли у неї такий сей фасон любити, що вона безпощадна до того, кого любить". Сестра Ольга писала о матери: "добра загалом, але могла бути жорстокою і то навіть, або й особливо до тих людей, що їх сильно любила". Именно такой же "фасон любити" был и у самой Украинки. В ее произведениях он встречается снова и снова.
В ночь смерти своего бедного друга, вместо молитвы об умирающем, она неутомимо занималась творчеством: мастерила свою бесноватую Мариам, которая проклинала всех и вся. А позже похвалялась перед Иваном Франко: "Я її в таку ніч писала, після якої, певне, буду довго жити, коли вже тоді жива осталась. І навіть писала, не перетравивши туги, а в самому її апогею. Якби мене хто спитав, як я з того всього жива вийшла, то я б теж могла відповісти: "J’enai fait un drame…" Последние слова известного французского драматурга в переводе означают: "Я з того створила драму…" Я, я, я, я…
В этом же письме, помимо прочего, отрицается сама возможность чудес (что естественно для атеиста) и предлагается их "разгадка":
"Я думаю, що, коли по наказу тавматургів (чудотворців): "Встань і йди!" — мертві і хворі люди справді вставали і йшли, то, певне, вони не були мертві і такі хворі, як здавалось. І хто марить для себе про таке чудо, то чи не єсть то якесь несвідоме почуття, що йому справді досить тільки почути слова: "Встань і вийди!", щоб встати і вийти?" Вот и все чудеса. Т. е., никаких чудес вовсе нет. А есть только внушение, гипноз, самовнушение, психотерапия и прочие проявления бессознательного. Где Ницше с Марксом, там и Фрейд недалеко.
Итак, задание успешно выполнено: под предлогом любви к Христу в поэме "Одержима" возведена хула на Бога Отца, а также — на всех людей, включая Богородицу, апостолов и т. д. Без поношений остался только Иисус. Но это непорядок. А как бы похулить и самого Спасителя? Здесь также пути были проложены давно. Еще Шевченко (ее высший авторитет) писал: "Наробив ти, Христе, лиха!"
1.7. Обвиняется Спаситель
Как же обосновать, что Иисус "наробив лиха"? Нет ничего проще. Людей (Богородицу, апостолов, святых и всех вообще) можно поносить под предлогом любви к Христу. А Спасителя всех людей — под предлогом любви к людям. Что и было сделано в произведении "Прокляття Рахілі" (1898). В черновике оно называлось "Легенда", а затем было переименовано в "Апокриф". Но апокрифом называется дошедшее до нас из прошлого неканоническое описание Священной Истории. В данном же случае перед нами просто выдумка атеистки.
Всем известен виновник избиения младенцев. Ирод приказал их убить, чтобы среди них истребить и младенца Иисуса. Но святому семейству удалось бежать в Египет. "Ирод, увидев себя осмеянным волхвами, весьма разгневался и послал избить всех младенцев в Вифлееме и во всех пределах его, от двух лет и ниже, по времени, которое выведал от волхвов. Тогда сбылось реченное чрез пророка Иеремию, который говорит: "Глас в Раме слышен, плач и рыдание, и вопль великий; Рахиль плачет о детях своих и не хочет утешиться, ибо их нет" (Мф. 2:18).
В книге пророка Иеремии читаем: "Так говорит Господь: голос слышен в Раме; вопль и горькое рыдание; Рахиль плачет о детях своих и не хочет утешиться о детях своих, ибо их нет. Так говорит Господь: удержи голос твой от рыдания и глаза твои от слез, ибо есть награда за труд твой, говорит Господь, и возвратятся они из земли неприятельской" (Иер. 31:16).
Чтобы приписать свои богохульные слова Рахили, автор вызывает ее из преисподней ("шеол"):
"Давня Рахіль" не может рыдать о "страчених" детях, потому что ее дети попали в Вавилонский плен, а Бог обещает их возвращение из плена: "И есть надежда для будущности твоей, говорит Господь, и возвратятся сыновья твои в пределы свои" (Иер. 31:17).
Кого же обвиняет эта сконструированная Украинкой "Рахиль"? Может быть Ирода? Но в произведении даже имени этого нет. Для всех людей слово "ирод" давно стало нарицательным, обозначая крайнюю степень богоборчества и человеконенавистничества. Здесь же в преступлениях Ирода устами героини (и ее автора) обвиняются Бог Сын и Бог Отец:
Для того Христос и пошел на крест, чтобы воскресли все. Но "Рахіль" с упорством, достойным лучшего применения, гнет свое: