Но ей, к сожалению, не повезло: семья уже в могиле. Донна Анна пытается урезонить неистовую подругу: "Долорес, бійся бога!". Но той на Бога начхать:
(Такие обычно поют не своим голосом: "Я душу дьяволу отдам за ночь с тобой").
Дон Жуана преследуют король и католическая церковь. Но любящая женщина решает ему помочь. И не абы как, а радикально: осчастливить. Сказано — сделано. Горячо любимый освобожден от всех неприятностей вместе взятых, прошлых и будущих:
Очень уместный вопрос: "З якої речі?". Ведь он ни в чем не раскаивался и не раскаивается. Создатель уважает свободную волю своего творения и не может лишить человека его грехов вопреки его воле. Но в творчестве Украинки воля Бога — вовсе не высшая инстанция. Есть и покруче.
У Долорес разговор короткий: хочешь — не хочешь, а тебе без всякого с твоей стороны покаяния "прощаються усі гріхи". И баста. Дон Жуан приговаривается к высшей мере счастья: к Царствию Божью. (Так "научные" атеисты, захватив власть, приговорили человечество к высшей мере наслаждения — коммунизму, когда "все источники общественного богатства польются полным потоком…". См. Программу КПСС).
В таком случае не только гордый Дон Жуан, но даже его не слишком гордый слуга может поставить резонный вопрос: "А меня спросили?". Но сконструированного "Дон Жуана" интересует другое:
Не дождавшись ответа, этот "свежий кавалер" торопится отблагодарить свою благодетельницу:
"Испанский гранд" (словно последний совок) не заметил, что у него ампутировали суверенную волю. Но если субъект позволяет обращаться с собой как с объектом, то это уже не субъект, а объект. Просто вещь: вешалка, на которую автор может вешать любые бирки ("испанский гранд", "идальго" и т. п.) и приписывать любые слова. Бумага все стерпит. Это уже не личность, а ходульный персонаж, исполняющий волю всемогущей сценаристки:
На это следует "исчерпывающий" ответ Долорес: "Ви їх зректись не можете, я знаю". Автор сценария также знает (в отличие от читателя). А этого уже более, чем достаточно. Бывают предложения, от которых нельзя отказаться. Например, те, которые делает своим картонным персонажам всемогущий драматург. Раньше он назывался Deus ex machina, а в данном случае — это Dea ex machina. Украинкиного "Дон Жуана" не интересует "второстепенный" вопрос: почему это он не может отказаться. И он как попка повторяет (правда, с чужого голоса):
Ответ до банального прост: "я за декрет сей тілом заплатила". Разве "король Испании" может устоять перед телом какой-то болезной Долорес, если этого не желает создательница обоих персонажей? Или декреты короля с его подписью приобретаются у кого-то еще?
А откуда взялась булла от папы?
Оказывается, душа одного грешного человека может по желанию владельца (после его будущей кончины) заменить в аду душу другого грешника (выбранного первым благодетелем), который вовсе и не думал каяться. Поистине: "не кожна жінка має сеє щастя". Но как же это все делается? И каков механизм подобной телепортации? А очень просто: через папу римского. С ним можно обо всем договориться: нераскаянный грешник Дон Жуан папской буллой назначается безгрешным и после своей богомерзкой жизни пойдет в рай, а монахиня, которая будет за него молиться всю оставшуюся жизнь, по своему хотению (и папскому велению) пойдет в ад. Правда, для этого папе пришлось бы, очевидно, договариваться с Кем-то повыше. У Ватикана, конечно, длинные руки. Но не настолько же. Да и в чем тут интерес папы? Не тело же болезной? Так реальные махинации Ватикана пополнились еще одной: на сей раз — выдуманной и нелепой.
Все прочие христиане в монастырь идут, чтобы спасти душу, а эта "монашка" будет там готовиться к избранной ею преисподней. Сценаристка писала: "Долорес… і в монастир пішла не так, як всі, не для рятунку власної душі, а для пожертвування нею!":
Святий отець вам душу визволяє від кар пекельних через те, що я взяла на себе каяття довічне за ваші всі гріхи…
А за ее собственные грехи кто будет каяться? Пушкин?
В отличие от него, читатель "мовчки, приголомшений" сидит (или лежит). И вдруг припоминает: что-то подобное уже было. Одной женщине мерещилось, что она владычица морская, а золотая рыбка у нее на посылках. Так и Украинке мнилось, что она владычица миров (посю— и потустороннего), а папа римский у нее не посылках. Другому читателю вспоминается Жванецкий ("Сколько стоит похоронить?… А без покойника?") и он представляет себе диалог в Ватикане: "Сколько стоит отпустить все грехи?… А без раскаявшегося?".
Далее "Дон Жуан", как ему и полагается, искушает ее. Она не возражает против дальнейших искушений, но исключительно для укрепления своей сверхчеловеческой воли:
В конце концов "испанский гранд" спокойно принимает "дар" и, как О. Бендер, заявляет Долорес, что, вообще-то, он ей ничего не должен:
Это "верхів’я" ведет прямо туда, куда (по словам Долорес) "піде моя душа за вас на вічні муки". Т. е., в глубокие "зияющие высоты".
А преступления "безгрешного" (на основании папского мандата и по воле драматурга) "Дон Жуана" продолжаются. И это естественно. (Ведь когда "авангард прогрессивного человечества" приговорил всех к высшей мере блаженства, люди от этого не изменились — их грехи остались при них). Он соблазняет донну Анну, убивает Командора и т. д. Но это ровным счетом ничего не меняет: доктор сказал — в рай, значит — в рай. А Долорес — в ад. Да на меньшее она и не согласна. Не для того ее создавала писательница с "маніакальним станом душі".