Выбрать главу

Творческие претензии Украинки к поэзии Федьковича можно сформулировать коротко — "Шевченка начитался": "Влияние поэзии Шевченко на Федьковича было роковым: эта сильная поэзия слишком поразила еще не окрепшего буковинского поэта; чем более Федькович увлекался Шевченко, тем более терял свою оригинальность и, наконец, совершенно подчинился ему, а если порой освобождался, то только для подражаний галицким "боянам", что, конечно, было совсем не лучше. Сонеты Федьковича похожи на плохие подражания Мицкевичу, а в поэмах чувствуется влияние второстепенных немецких романистов. Что же касается сложных сюжетов и философских тем, то для них необходима была большая степень культурного развития, чем какою обладал Федькович, получивший в молодости незначительное образование…"

Что же остается от выдающегося поэта? Немного: "Поэтического таланта Федьковича хватало на воспроизведение непосредственных впечатлений жизни в безыскусственной форме; стиль народной песни лучше всего давался ему, но едва поэт переходил к отвлеченным темам или сложным сюжетам, пытался усвоить себе форму сонета и книжный стиль, как получались произведения безжизненные, мало чем лучше произведений… других галицких поэтов того времени, из которых ни один не возвышался над посредственностью".

Как известно, первый враг марксиста — народник (все, кто изучал "Историю КПСС", помнит эпохальный труд Ленина "Что такое "друзья народа" и как они воюют против социал-демократов"): "Федькович не чужд недостатков, свойственных вообще тогдашний народнической литературе: он часто впадает в сентиментальность и этнографичность; кроме того, на нем отразилось влияние европейского, особенно немецкого романтизма; пристрастие к декоративной стороне народной жизни, к исключительным сюжетам, к необыкновенным натурам мешало ему остановиться на глубоких, основных явлениях этой жизни". В финале марксистка с высоты "научного" мировоззрения дает установку: "Надо надеяться, что пример Федьковича не прошел даром для его продолжателей, что они не остановятся на полпути, подобно ему, а сумеют с образностью, колоритностью формы и с теплотой чувства соединить глубину и широту мысли, недостаток которых отозвался роковым образом на деятельности Федьковича". Совсем плох был Юрий Федькович: ни тебе классовой ненависти, ни национальной, ни ненависти к Господу Богу. Скука смертная.

Но существовали и другие мнения. Зеров писал, что стихи и рассказы писателя "здобули йому признання серед наддніпрянських і західно-українських літератів — "буковинський соловій" став звичайним його епітетом; раз у раз проводяться паралелі межи його "великанським" хистом і творчістю Шевченка… П. Куліш писав за кордон: "Не навтішаємось тут речами вашого Федьковича. Пливе Дністер, тихий, як той руський нарід, широкий, як його думка, глибокий, як його рани… На палітрі в сього маляра свої — непозичені фарби. Буде у вас, буде красна література"… Значення Федьковичевих повістей в українському письменстві зрозуміємо, коли знатимем, що його "повістки" були першим художнім відтворенням гуцульського життя. За ним пішли Кобилянська і Коцюбинський… Для Кобилянської Гуцульщина і гори цікаві не самі по собі, а як романтичне тло, як декорація глухої, понурої легенди…". Но для Украинки, без сомнения, ближе была именно "глуха, понура легенда" ее любимицы. Она ведь характеризовала свою музу как трагическую, а себя как истеричку.

Заключительная цитата из статьи "Малорусские писатели на Буковине": "Главный город австрийской провинции Буковина Черновцы интересен для малороссов в том отношении, что он является единственным значительным европейским городом, где малорусский язык принят повсюду, в домах и на улице, как разговорный язык". Во Львове, например, разговорным языком был польский. До тех пор, пока Сталин не присоединил Западную Украину к остальной, согласно позорному пакту Молотова-Риббентропа. И насколько это справедливо?

Петербургский марксистский журнал "Жизнь" был органом "легальных марксистов". На страницах журнала неоднократно выступал Ленин. Горький объединил вокруг журнала группу "прогрессивных" писателей. Публиковали здесь и "передовых" украинцев. Поэтому Украинку встретили как родную: "Редактор "Жизни" сам предложив мені писати до його журналу огляди української літератури (отож я й дала йому буковинців) і взагалі віднісся до мене дуже добре, запросив мене на вечірнє редакційне зібрання і взагалі трактував по-товариськи, як далеко не завжди трактують "пришельців". Рыбак рыбака видит издалека.

В других статьях для этого журнала Украинка также стремилась реализовать классовый подход. Как например, в статье "Два направления в новейшей итальянской литературе (Ада Негри и д’Аннунцио)": "Ада Негри и д’Аннунцио — личности диаметрально противоположные по идеям, по симпатиям, по темпераменту и, наконец, по происхождению. Ада Негри — поэтесса-плебеянка, д’Аннунцио — поэт-аристократ; принадлежа к двум враждебным лагерям, оба они обладают сильным классовым самосознанием…". Впрочем, вскоре "плебеянка" вышла замуж за аристократа и утратила все свое классовое самосознание.

Классовый подход то и дело пробуксовывал. Но вовсе не по вине Украинки, а в мировом масштабе. Ее статья "Новые перспективы и старые тени ("Новая женщина" западно-европейской беллетристики)" заканчивается так: "В заключение нам хотелось бы поговорить еще о типе рабочей женщины в французской беллетристике, но он пока едва-едва намечен (в нескольких социальных драмах, обзор которых мы надеемся дать в недалеком будущем) и не представляет определенных контуров, поэтому приходится ограничиться этим обзором литературы о "новой" женщине, сознавая всю его неполноту". Запад с "новой" женщиной недоработал и Украинке нечего было пересказывать русским пролетариям из "европейской" жизни.

4.4. А. Барвинский и "кліка Грушевського"

В 1895 году в газете "Буковина" появились две передовицы: "Наші національно-політичні відносини" и "Про своїх людей". Украинка отозвалась на них статьей "Безпардонний" патріотизм" и тут же отправила ее Павлыку для публикации в журнале "Народ": "Замість обіцяного "Волинського образка" оце посилаю Вам дві патріотичні штуки, те може ще почекати, а се, як зостаріється, то хоч викинь". Но классик есть классик. Статья, написанная в конце XIX-го века актуальна и сегодня. Автор иронизирует над теми деятелями (а сегодня таких — хоть отбавляй), которые любят говорить от имени не менее, чем всех украинцев: "Формулка "Барвінський + Вахнянин = руський народ" робить справді гармонійне враження". О Барвинском (которого Драгоманов называл "противний Барвінський") в примечаниях читаем:

"Барвінський Олександр Григорович (1847–1926) — історик української літератури, буржуазно-націоналістичний діяч, один з лідерів реакційної національно-клерикальної партії "народовців" та ініціаторів так званої "нової ери" — політичної угоди 1890 р., укладеної верхівкою "народовців" з намісником австрійського цісаря у Галичині графом Бадені. За незначні поступки "народовці" повністю відмовились від захисту інтересів українського народу, стали відвертими провідниками колонізаторської політики австро-угорського уряду. Пізніше — один з верховодів буржуазних націоналістів на Західній Україні". Даже читать противно. Оказывается, Львов является родиной не только Захер-Мазоха, но и "New Аgе". Другое примечание: "Вахнянин Анатоль Климентович (1841–1908) — письменник і композитор, посол від Галичини до австрійського парламенту. Був активним діячем "народовської" партії та одним з ініціаторів "нової ери". Украинка, естественно, не согласна с обоими: "Ми думаємо, що історія не буде згадувати ніяким словом наших славних патріотів, що самовільно — pardon! добровільно — взяли на себе тяжкий обов’язок кермувати долею цілого народу (радійте, російські українці, аж тепер настав час визволення вашого!)".