Времьевские крестьяне готовы были в тот же день к открытому выступлению вместе с нами. Но не было достаточно оружия. Тогда они, не считаясь с завтрашним днем — с тем, что будет им завтра, когда мы оставим их село и выедем далее, — предложили нам вмешаться в их дела с кулаками, отобравшими у них при помощи немецко-австрийских войск завоеванные революцией и превращенные в общественное достояние мельницы и маслобойни, где теперь сымалась с крестьян большая плата за помолы и выделывание масла.
Мы тогда отдельно созвали богатеев и кулаков и предложили им отказаться от мельниц и маслобоен в пользу всего общества, став равными и свободными членами его.
В результате серьезных и спокойных наших бесед выяснилось, что положение с этими предприятиями таково, что если хозяева и откажутся от них в пользу общества, то все равно общество ими пользоваться не будет. Гетмано-немецко-австрийские власти скорее их закроют, чем допустят, чтобы в конкретной общественной жизни крестьянства на местах торжествовали принципы революции.
Повстанческая масса, даже ряд командиров, в особенности беднота села Времьевки, настаивала на том, чтобы взорвать и сжечь эти общественные предприятия.
— Раз, — говорили крестьяне, — власть немцев и гетмана отобрала эти предприятия от всего общества, которое завладело ими по праву завоеваний революции, и передала их опять богатеям с угрозой, что если они откажутся от них в пользу общества, то она их опечатает и закроет, то пусть же их не будет совсем в нашем селе. Прогоним власть, тогда построим новые.
Такое намерение крестьян и повстанцев меня несколько встревожило. Я пошел снова на собрание, на общий сход крестьян. И на сей раз мы сообща решили установить временно, до изгнания буржуазии и ее власти, минимальную плату за помолы и выделывание масла, оставив эти предприятия в ведении их «хозяев». Одновременно мы поставили богатеям, хозяевам их, на вид, что если они с этим постановлением тружеников не примирятся и, чтобы нарушить его, обратятся за силой немецко-австрийских штыков, то они в любой день поплатятся за это своими жизнями, за которыми повстанческие отряды войск имени Батько Махно всегда смогут сюда прибыть…
Хозяева предприятий поклялись, что они останутся верны народному решению и будут подчиняться ему.
Тут же, в селе Времьевке, повстанцы узнали подробности о колонии Красный Кут.
— Это — немецкая колония, — говорили крестьяне, — она вооружена с головы до ног. Она является руководящим центром борьбы кулаков и гетманцев с революционными крестьянами-бедняками. Всего несколько дней назад из этой колонии здесь разъезжали гонцы. Они собрали всю варту и многих из кулаков по всему району, куда-то увели их с собою и еще не возвратились обратно. Носятся слухи, что они выехали в какие-то другие районы воевать с повстанцами…
Для меня ясно было, куда все эти гетманские отряды выехали. Это они нас атаковывали регулярными немецко-австрийскими частями в селе Дибривках. Теперь они остались в Дибривках и грабят село или же где-либо плетутся по нашим следам, но не успевают настичь нас, отстают.
Я сказал крестьянам, что мы думаем эту колонию разоружить, и спрашивал у них, большая ли она.
— О, — зашумели крестьяне. — Вы ее не разоружите. Она хотя и небольшая, всего 60–70 дворов, но она хорошо вооружена. Люди ее — отчаянные стрелки и имеют большие запасы оружия. Они часто обучаются стрельбе из пулеметов…
— Ага, с такими хорошо и сразиться! — раздавались голоса в рядах нашего отряда. — Веди нас на эту колонию, Батько!
И мы из Времьевки взяли направление на эту колонию. В дороге я созвал командиров отряда. Мы заранее распределили роли в предстоявшем деле окружения и занятия этой колонии по возможности без жертв. В два часа дня мы ее окружили и повели наступление на нее.
Колонисты только что начали съезжаться из села Дибривки по домам. Они встретили нас сильным ружейным и пулеметным огнем. Мы ответили им тем же. И скоро наша кавалерия в 35–40 человек ворвалась в колонию. Но ввиду того что жители ее засели в бойницах, специально поделанных для защиты от возможных наступлений, наша кавалерия была сразу же частью перебита, а частью выброшена метким огнем из колонии.
Ко мне подбежали командиры и просили посоветоваться, стоит ли нам эту колонию занимать. Она-де хорошо защищается и, вероятно, будет защищаться до конца. Мы напрасно потеряем много бойцов.