И чтобы не забыть самого важного — несколько слов о посылках. Не тревожься, если вдруг какая-нибудь из твоих посылок возвратится назад. Помни, что зимние посылки должны быть нарочито невелики, 3—4, в крайнем случае до 5 кг, и очень компактны. Если они тяжелы и неудобны для перевозки аэропланом, их не берут. И во-вторых, посылки перевозятся из Кеми зимою, так сказать, в порядке любезности — когда нет никаких срочных перевозок или доставок. Самолеты — невелики и, когда загрузка их слишком велика, посылки не принимаются, а чтобы они не залеживались в Морсплаве, их могут отправить обратно.
Поэтому, если бы что-нибудь подобное случилось, тревожиться тебе не следует. А просто взять посылку и, выждав какой-нибудь небольшой срок, послать ее снова, в надежде, что она придет в более благоприятное — в перевозочном смысле — время.
Вот сейчас, например, метет со вчерашнего вечера. На море ветер и вьюга. Вообрази, как забьется доставка, если это протянется еще дня два-три.
Обыкновенно в таких случаях тревожатся, присылают телеграммы, а я забыл предупредить тебя заблаговременно. Что ж делать? Лучше поздно, чем никогда.
А теперь получай в виде бесплатного литературного приложения тот отрывок из второй песни, о котором ты писала[582].
Вот тебе весь этот небольшой отрывок Aeneidos II, 199—227. Как жаль, что не могу тебе послать «Гайаваты». Очень длинно.
Будешь писать, напиши, что слышно о переводном двухтомнике Пушкина? Не вышел ли учебник испанского языка, обещанный Издательством иностранных рабочих?
Пока прощай. Целую крепко. Кланяйся.
Коля
9. II. 1937
Писал я тебе, что мой сожитель по комнате переехал в другое место тут же на острове, и теперь у меня новые компаньоны. Стало гораздо менее удобно в смысле питания (т. е. приварка). Но в комнате сделалось чище. В смысле подбора людей по интересам дело не изменилось: уехавшего литературоведа сменил новый, въехавший, круглоголовый, неистовый человек, специально занимавшийся Шевченко{249}, неожиданно оказавшийся честным и добрым малым, прекрасным сожителем. Читаю я немного — все твои пушкинские материалы, в связи с юбилеем. Чувствую себя здоровым, настроение спокойное, как никогда в Киеве. Посылки февральской твоей жду с нетерпением, и ты догадываешься, почему: чай на исходе. Получила ли ты мое письмо с известием об очках? Вот конфуз вышел; вместо близоруких ты мне прислала дальнозоркие. Вместо: -3 диоптрии +3. Жалость страшная и «морока» опять.
Пиши, что делаешь, как живешь?
Будь здорова и бодра. Что слышно о папе, я давно ничего не получал.
К.
14. II. 1937
Дорогой Сонусик,
Извини, что так кратко. Но с последнего письма у меня нет ничего нового. Никаких от тебя ни писем, ни бандеролей — сегодня почтовый день, но почта будет раздаваться только вечером. Спешу уведомить тебя, что я жив-здоров — на тот случай, если из-за срочных перевозок вернется к тебе февральская твоя посылка и ты начнешь себе ломать голову о причинах обратного ее отправления.
Как прошли у вас в Киеве пушкинские празднества? Напечатан ли пушкинский двухтомник? Какие новые переводы, статьи, книги появились? Вообще поставь меня хоть в какую-нибудь известность относительно новостей пушкинской литературы. За журналами и газетами я слежу регулярно, но из книг видел только второй том пушкинского «Временника Академии Наук» и книгу о «Борисе Годунове».
Получила ли ты мое письмо со вторично посланным тебе отрывком о Лаокоонте?
Настроение мое отличное. После метелей установилась чудесная безветренно-ясная погода с морозами градусов в 15—18. Мое впечатление, что больше 18 у нас еще морозов не было. На море видна чистая полоса. Во время штормов поломало лед в нескольких километрах от берега по направлению к Кеми, но на какое расстояние, отсюда судить трудно. Северных сияний после того декабрьского (а может быть, январского), о котором я тебе писал, не было.
Папа не пишет давно. Что слышно из Дашева? Я ему написал, кажется, еще в январе и, зная его любознательность, с самым подробным описанием здешнего климата и природных явлений, — но ответа нет. Если получу, буду писать в марте.
582
Тут у листі повторюється уривок з Верґілієвої «Енеіди» (II, 199—227), що цитувався вище, у листі від 1. І. 1937.