Я замер, обуреваемый противоречивыми чувствами, захваченный драматическими и полными трагизма событиями военной поры, о которых повествуют документы.
Мой взгляд медленно следует за школьниками от витрины к витрине, из зала в зал. Издалека это зрелище напоминает балет, этакий сказочный хоровод фигурок — десять плавных шагов вперед, поворот головы влево, направо, и голубоглазая солистка уже подает золотистой челкой знак — следующие десять шагов…
Я подхожу ближе…
Слышу слова, с которыми Кира обращается к ученикам, вижу, как она старается не пропустить ни одной витрины, ни одного документа, ни одной фотографии.
Я смотрю на круглые и вытянутые, румяные и матовосветлые лица детей. Мне хочется подойти к ним, кого-нибудь приласкать, сказать добрые слова… Но я не могу. Наверное, меня просто сжигает стыд за преступления моих соотечественников. Ведь каждому немцу, даже не участвовавшему в войне, трудно уйти от позора. Это вина нации. Но сегодня я — гражданин социалистической Германии, жители которой понимают всю жестокость и непоправимость содеянного и, преодолевая сложности, строят новую жизнь, делают все возможное, чтобы с немецкой земли больше никогда не началась война.
Задумавшись, я провожаю взглядом ребятишек, их сказочный хоровод. Десять плавных шагов вперед, поворот головы налево, направо, и голубоглазая солистка продолжает свой рассказ…
Чуть позднее Кира возвращается. Меня трогает то, что эта молодая женщина понимает мое состояние: и раздвоенность чувств, и сомнения…
Бандуристки
История далекая и близкая… Вверху: памятник Богдану Хмельницкому; справа вверху: монумент в честь воссоединения Украины с Россией; внизу: фрагмент скульптурной композиции, посвященной битве за Днепр
Крещатик
Мелодии сегодняшнего Киева
Кира знакомит меня с литературными произведениями, в которых отражено Корсунь-Шевченковское сражение. В одной из витрин представлено около двух десятков романов.
— Неужели об этом сражении написано так много книг? — удивленно спрашиваю я.
— Это книги о войне вообще, но ни в одной из них разыгравшиеся здесь события не являются главной темой. — Кира печально смотрит на витрину. — Авторы повествуют о Корсунь-Шевченковском сражении лишь в общем контексте.
И вот мы едем обратно в Киев. В машине царит тишина. Мы с Саввой давно знаем друг друга и понимаем, что слова сейчас не нужны.
Решено — действие моего будущего романа, моего окончательного сведения счетов с войной, будет происходить здесь, в Корсуне. Но пока я об этом молчу. Тут мы поравнялись с тем самым, заляпанным грязью «Москвичом» с участка газопровода «Дружба», где работают представители ГДР.
Прочитав надпись на «Москвиче», Савва заводит разговор о колоссальном росте добычи природного газа в Советском Союзе, что позволит в течение длительного времени снабжать этим ценным сырьем и другие страны. За последние годы выработка газа возросла в СССР до 600 миллиардов кубических метров.
— Хотя сооружение газопроводов длиной в несколько тысяч километров обходится дорого, оно выгодно для всех стран, — оживленно рассказывает Савва, отвлекшись от мыслей о Корсуне. — Я как раз недавно читал, что только на четвертом участке строительства, где трудились ваши соотечественники, было вынуто восемь миллионов кубометров грунта. Восемь миллионов! В 1981–1985 годах ГДР получила несколько сот миллиардов кубических метров…
— 230,5 миллиарда кубических метров газа, — уточняю я. — И все участвующие в строительстве страны в течение десятилетий будут получать ваш природный газ.
Наморщив лоб, Савва переводит взгляд на меня.
— Экономически это выгодно, не так ли? — говорит он, растягивая слова. — Можно назвать еще несколько перспективных проектов…
Савва делает паузу, а я мысленно перечисляю: единая энергосистема «Мир», нефтепровод «Дружба», международная линия Кривой Рог-Кошице (ЧССР), по которой железная руда с Украины поступает на восточнословацкий металлургический комбинат.
Савва Голованивский просит меня не думать, будто он переоценивает роль своей страны. Он знает, как велик вклад молодежи братских социалистических стран в осуществление этих грандиозных планов.