– Тогда зачем?
– Помнишь, мы в 94-ом под Севастополь по путевке ездили и к Сашке в Харьков заезжали?
– Помню, слава Богу
– Много ты там украинской речи слышала?
– Да вообще не слышала
– Чехи прирожденные бойцы, но слишком кровь любят. А уж кто раз в людей стрелял, тот границ не ведает, поверь. Да и те из них, кто постарше помнят, что мы в Чечне творили. Вот и представь, что будет в мирном городе, когда они русскую речь услышат. Жертв много будет, и по большей части среди гражданских.
– И что теперь с тобой будет? Может, обойдется?
– Нет, мать. Точное место, куда будут чехи выдвигаться, знали только трое. Все серьезно и домашним арестом на время расследования не отделаемся. Думаю, всех нас поселят на территории части, есть там у нас гостиница строго режима. Так что если домой не приду, не нервничай
– Да как не нервничать, Ваня. А может, на кого другого подумают?
– Тогда признаюсь. Единственно, могут решить, что случайное совпадение, но это вряд ли
– Эх, Ваня, Ваня. Что же ты наделал. 60 лет, а все в благородного играешь
– Прости, мать. Неудачно ты замуж вышла
– Дурак. Опять бы вышла и не задумалась.
На следующее утро сразу за проходной к полковнику Верещагину подошли два малозаметных господина с невыразительными лицами и настойчиво попросили пройти с собой. А он почему-то в этот момент думал лишь о том, что так и не съездил в этом году на могилу сына.
Волонтер
Попался в плен Мишка глупо. Подполковник послал прикупить еды, ну и водки, конечно, как без неё родимой на войне, в захваченный в самом начале марта городишко у границы с Белоруссией. Еще не помешало бы прикупить теплых вещей, но это уж как повезет. Когда началась войны, все считали, что всё закончиться через неделю, максимум две. Но прошло уже три, конца этой беде не предвиделось, а март выдался как назло холодным.
Мишке всегда был везунчиком, хотя со временем он стал понимать, что в большинстве своем благодарить надо не случай, а мать. Он был единственным ребенком, больше у неё никого не было.
Первый раз ему повезло, когда призвали, он отправился не в тьму-таракань, как большинство его ровесников, а в подмосковную, гвардейскую, краснознаменную, образцово-показательную дивизию. И не рядовым призывником, а водителем комбата. А должность эта престижней даже повара или хлебореза, считай никаких нарядов, бесконечных построений и прочей никому не нужной армейской чепухи. Да и мать Мишка мог видеть, ни как все, два раза в месяц во время увольнительных, а считай каждую неделю. Правда, пришлось подписать временный контракт, поскольку водителем комбата срочник быть не мог, но в тот момент это казалось неважным.
А все классуха его бывшая, Галина Андреевна, постаралась. Был он, считай её любимым учеником, да и без матери, которая была с ней в приятельских отношениях, не обошлось. Вроде муж у Галины Андреевны был большая шишка в армейских кругах, может даже генерал. Хотя и Михаил не промах, с 16 лет сидел за рулем, оставшегося от деда Опеля 90-х годов выпуска. Да и не только за рулем, за 2 года немец не единожды был разобран и собран заново. Не факт, что автомобилю это пошло на пользу, но в армии эти навыки пригодились.
Вот и сейчас, Мишке повезло в главном – он остался жив. За несколько километров до городка его остановили смутно видимые в сумерках раннего утра фигуры с оружием в руках. Он привычно просунул в полуоткрытое ручным стеклоподъемником окно УАЗикавоенный билет и командировочное предписание, но вместо привычного: «Проезжайте», услышал: «Выходи, хлопчик. Приехал» и только потом разглядел на рукавах военных желтые повязки.
Вот так Михаил и оказался в камере еще с 10 пленными. Хотя какой камере – это был обычный класс на первом этаже средней школы с зарешеченными окнами, лишь вместо парт были раскладушки. Здание было типовой постройки, каких хватало и в России – трехэтажное с большим окруженным стенами двором внутри, где как оказалось, можно было выгуливать не только детей, но и заключенных. Бить не били, хотя по глазам конвоиров, в большинстве своем, таких же, как Мишка 18-20 летних парней было видно – хотят. Кормили сытно, но чем и когда повезет. Обычно 2 раза в день, но как-то дали еду лишь к вечеру. Мишка не обижался. Говорят, в первую неделю всех пленных допрашивали и заставляли каяться перед камерами Сейчас такого не было, журналистов на всех не хватало.
Где они находились, Мишка не знал, да и из названий украинских городов он знал только Киев и Одессу. Школу, где они находились, не бомбили, и единственной, по-настоящему серьезной проблемой, была скука. Из развлечений была лишь ежедневная часовая прогулка во внутреннем дворике, но конвоиры филонили, и прогулка редко длилась больше 40 минут. Обитатели класса многое бы отдали за колоду карт, но не было ничего и единственным развлечением было обсуждение, что сейчас происходит на воле. Все верили, что война скоро закончится, расходились лишь во мнениях, кто победит. Хотя большинству это было не важно, главное, что заключение бы закончилось или хоть что-то бы изменилось.