О томъ, какъ произошелъ въ немъ этотъ внутренній пере-ломъ, этотъ окончательный и безповоротный выходъ на новую
украинскій философъ григорій саввичъ сковорода. 23
дорогу, самъ Сковорода разсказывалъ своему ученику и другу Ковалинскому такъ: избѣжавши моровой язвы въ Кіевѣ и поселившись послѣ этого въ ахтырскомъ монастырѣ, имѣя разженныя мысли и чувствіе души моей благоговѣніемъ и благодарностію къ Богу, вставь рано пошелъ я въ садъ прогуливаться. Первое ощущеніе, которое оеязалъ я въ сердцѣ моемъ, была нѣкая развязность, свобода, бодрость, надежда съ исполненіемъ. Введя въ сіе расположеніе духа всю волю и всѣ желанія мои, почувствовалъ я внутрь себя чрезвычайное движеніе. которое преисполняло меня силы непонятной. Мгновенно излія-ніе нѣкое сладчайшее наполнило душу мою, отъ котораго вся внутренняя моя возгорѣлась огнемъ и, казалось, что въ жилахъ моихъ пламенное теченіе кругообращалось. Я началъ не ходить, а бѣгать, аки бы носимъ нѣкіимъ восхищеніемъ, не чувствуя въ себѣ ни рукъ, ни ногъ, но будто бы весь я состоялъ изъ огненнаго состава, носимаго въ простраиствѣ кругобытія. Весь міръ исчезъ предо мною; одно чувствіе любви, благонадежности, спокойствія, вѣчности оживляло существованіе мое. Слези полились изъ очей моихъ ручьями и разлили нѣкую умиленную гармонію во весь составь мой. Я проникъ въ себя, ощутилъ аки сыновнее любви увѣреніе и съ того часа посвятилъ себя на сыновнее повиновеніе Духу Божію". Ковалинскій отъ себя прибавляетъ, что до этого момента сердце Сковороды почитало Бога, аки рабъ; съ этихъ же поръ возлюбило его, аки другъ (1-е отд., стр. 28). Здѣсь, въ этомъ признаніи, мы имѣемъ исто-рію душевнаго переворота въ Сковородѣ, причемъ точно указывается и моментъ событія (дѣло происходило;^ 1770 г.), и бли-жайшій поводъ въ нему (перстъ Божій, спасшій его отъ невской чумы). По прошествіи 24 лѣтъ (въ годъ своей смерти въ 1794 г.) Сковорода передавалъ этотъ разсказъ Ковалинскому съ особеннымъ чувствомъ, давая понять, какъ близокъ къ намъ Богъ, какъ Онъ заботится о насъ, хранить насъ, подобно тому какъ кокотъ своихъ птенцовъ, собравъ ихъ подъ свои крылья, если только мы не удаляемся отъ него во мрачныя желанія нашей растлѣнной воли. Ковалинскій, съ своей стороны, въ объ-ясненіе этого явленія, вспоминаетъ разсказы Ксенофонта и Пла
24
тоаа о геніѣ Сократовомъ, т. е. внутреннем^ тайномъ, необъяс-нимомъ побужденіи, которому онъ слѣдовалъ. Сковорода также вѣрилъ въ такого генія или Минерву. Онъ пріучалъ себя во всѣхъ дѣяніяхъ жизни придерживаться тайнаго гласа внутрен-няго, невидимаго и неизъясняемаго мановенія духа, которое есть гласъ воли Божіей и которое люди чувствуя втайнѣ и послѣдуя движенію его ублажаются, не повинуясь же побудителю сему и не памятуя онаго, окаеваются. Онъ, испытавъ на самомъ дѣлѣ святость тайнаго руководительства сего, возбу-ждалъ ввиманіе въ другѣ своемъ и въ притчахъ къ сему святилищу внутреннія силы Божія и часто приглашалъ прислушиваться изреченіямъ сего прорицалища нетлѣннаго духа, котораго гласъ раздается въ сердцахъ непорочныхъ, яко друга, въ развращеиныхъ, яко судіи, въ непокорливыхъ, яко мстителя. Онъ называлъ его тѣмъ первобытнымъ закономъ человѣковъ, о которомъ говоритъ Св. Писаніе: ветлѣнный Духъ Твой есть во всѣхъ... Онъ утверждалъ, что Сей былъ тотъ самьй геній, которому послѣдуя во всемъ добродушный Сократъ, яко наставнику своему, достигъ степени мудраго, т. е. счастливаго". (1-е отд., стр. 16—17). Ковалинскій къ этому прибавляетъ, что Геній—это разумная внутренняя сила человѣка; другіе подразумѣваютъ подъ нимъ изощренное чувствованіе добра и зла. У Сковороды это было соединеніе того и другого. Создавъ сво-имъ разумомъ себѣ міровоззрѣніе, Сковорода окончательно укрѣ-пилъ его въ себѣ чувствомъ, обратилъ его въ религію, которою весь проникся и которую сдѣлалъ единственною цѣлью своей жизни. На ней сосредоточились всѣ его душевныя силы— воображевіе, мысль, чувство и воля. И такъ какъ все это было направлено къ внутреннему самопознанію, къ отысканію внутри себя Верховной Силы, съ волей которой онъ хотѣлъ совершенно слить свою собственную, то естественно, что онъ, подобно Сократу, пріобрѣлъ привычку постоянно прислушиваться къ голосу своей совѣсти, особенно въ такихъ случаяхъ, когда въ немъ самомъ происходила борьба побужденій, стремле-ній и желаній. Прекрасной иллюстраціей къ этому можетъ служить слѣдующій разсказъ о Сократѣ, когда его осудили на