1) Объ этомъ сиидѣтельствуетъ одно изъ писемъ его къ Ковалинскому; 1-е отд., стр. 76—78, ср. также 70.
282
ческую дѣятельность въ Коллегіумѣ и сдѣлавшись странегвующимъ народнымъ учителемъ въ "широкомъ и благороднѣйшемъ смыслѣ этого слова. И здѣсь онъ оставался наставникомъ, учителемъ съ тою только разницею, что наставлялъ не дѣтей, не юношей, а взрослыхъ. Характерною особенностью его педа-гогическихъ пріемовъ было то, что онъ не подлаживался подъ вкусы и привычки своихъ слушателей, а, наоборотъ, всѣмъ, всегда и вездѣ, прямо и открыто излагалъ свои мнѣнія, изобличалъ заблужденія и предразеудки. И понятно, почему швейцарцу Вернету такая прямая откровенность рѣзкая проповѣдь истины представлялась неудобной; по его мнѣнію, истина должна быть всегда прикрыта пріятною завѣсою.
Но Своворода, со своимъ прямодушіемъ и чистосердечіемъ, былъ далекъ отъ всякой искусственности и фальши. Онъ говорилъ и дѣлалъ то, что думалъ и чувствовалъ. Такъ онъ поступалъ и въ самомъ святомъ дѣлѣ своей жизни—религіи. Здѣсь опять онъ жилъ такъ, какъ училъ. Въ ученіи своемъ онъ, какъ мы знаемъ, постоянно обращалъ вниманіе на внутреннюю сторону христіанства, указывалъ и здѣсь, какъ вездѣ, на превосходство духа надъ внѣшностью, обрядомъ, церемоніей. Онъ былъ въ полномъ смыслѣ этого слова духовнымъ христіаниномъ, постоянно всѣмъ сердцемъ своимъ стремившимся къ Богу. „Въ лишеніяхъ своихъ, говоритъ Ковалинскій, призывая въ помощь вѣру, не полагалъ оной въ наружныхъ обрядахъ однихъ; но во умерщвленіи самопроизволенія духа, т. е. побужденій отъ себя происходящихъ, въ заключеніи всѣхъ желаній своихъ въ волю всеблагаго и всемогущаго Творца но всѣмъ предпріятіямъ, намѣреніямъ и дѣламъ. Онъ единственно занимался повелѣвать чувству своему и поучать сердце свое не дерзать господствовать надъ норядкомъ промысла Божія, но повиноваться оному во всей смиренности" (1-е отд., стр. 11). Ночью онъ отдыхаль отъ своихъ глубокихъ размышленій; легкій, тихій сонъ укрѣ-плялъ его силы, изнуренныя дневными подвигами. Полунощное время онъ всегда посвящхлъ молитвѣ, которая протекала вь глубокомъ сосредоточены чувствъ и безмолзіи природы и потому сопровождалась богомысліемъ. Ковалинскій очень картин-
283
но рисуетъ внутреннюю борьбу, происходившую при этомъ въ Сковородѣ. Тогда онъ, говоритъ К., собравъ всѣ чувства и помышленія въ кругъ внутрь себя и обозрѣвъ окомъ суда мрачное жилище своего перстнаго человѣка, такъ воззывалъ оныя къ началу Божію: возстаните лѣнивіи и всегда низу поникшіи ума моего помыслы! Возьмитеся и воввыситеся на гору вѣч-ности. Тутъ мгновенно брань открывалась и сердце его делалось полемъ рати: самолюбіе вооружалось съ міродержателем ъ вѣка—свѣтскимъ разумомъ, собственными бренности человѣче-ской слабостями и всѣми тварями, нападало сильнѣйше на волю его, дабы плѣнить ее, возстать на престолѣ свободы ея и быть подобнымъ Вышнему. Богомысліе вопреки приглашало волю его къ вѣчному, единому, истинному благу Его, вездесущему, вся исполняющему и заставляю его облещись во вся оружія Божія, дабы возмощи ему стати противу кознемъ лжемудрія. Какое бореніе! Колико подвиговъ! Возшумѣша и смятешася: надлежало бодрствовать, стоять, мужаться. Небо и адъ борются въ сердцѣ мудраго, и можетъ ли онъ быть празденъ, безъ дѣла, безъ подвига, безъ пользы человѣчеству? Тако за полунощные часы провождалъ онъ въ бранномъ ополченіи противу мрачнаго міра. Возсіявающее утро облекало его въ свѣтъ побѣды и въ торягествѣ духа выходилъ онъ въ поле раздѣлять славословіе свое со всею природою. Сей былъ образъ жизни его". Таково было недѣланіе Сковороды. „Можно было жизнь Сковороды назвать жизнію". Такимъ характеромъ отличалось пустынножительство, отшельничество, монашество Сковороды.