Даже тряпье, которое нашел Игорь Божко, на этой смуглой чернобровой женщине выглядело как на королеве. Ни на кого не глядя, она с изяществом переоделась в машине. Фигура у нее была дай бог каждой женщине. К тому же она, похоже, когда-то занималась спортом, и это явно пошло ей на пользу в смысле привлекательности. Сашка сразу повел нос по ветру. Костя, который едва сдерживал себя, тихонько заметил:
— Ковбой, кончай дуру валять. Не хватало нам поссориться.
Сашка Тулупов покорно склонил стриженую голову и сказал:
— Есть, командир… не валять дуру.
Сашка очень серьезно подошел к командировке: купил на Ленинском камуфляжную форму с «разгрузкой», подстригся «под ноль» и даже сбрил юношеские усы. В таком виде он походил на «черпака»[31], и шансы его у этой женщины, на взгляд Кости, были ничтожны. Но он и сам нет-нет да и поглядывал на нее. Не мог удержаться. Здесь, на Украине, женщины были какими-то особенными — длинноногими, стройными, смуглыми и чернявыми — яркими, одним словом. В Питере, откуда Костя Сабуров был родом, такие женщины встречались крайне редко, были они в основном произведениями косметических салонов, а здесь — натуральные и на каждом шагу. Солнца, наверное, больше. Везет же людям, думал Костя, невольно вспоминая Ирку. Ирка была светлой шатенкой, хотя иногда становилась блондинкой или брюнеткой, в зависимости от сезона, но неизменно с зелеными глазами. Костя считал, что ему не очень повезло в этом плане, и последнее время заглядывался на кареглазых брюнеток. Но сейчас было не до романов, да и счастье, кажется, уже улыбнулось Божко. Костя даже не представлял, как можно перейти ему дорогу, — убьет ведь, не колеблясь, как того насильника.
Налет кончился так же внезапно, как и начался. Последняя мина взорвалась на перекрестке Университетской, не долетев до больничного забора каких-нибудь метров двадцать. По окнам и фасаду с коротким визгом ударили осколки.
— Все! Больше не будет, — уверенно сказал Игорь, выползая из-под машины и отряхивая колени.
Костя очень удивился. Еще где-то грохотало. Еще рушились здания, а Игорь уже командовал:
— Вылезайте! Давай руку, Елизавета!
— Хорошее имя. Завета! А мы и не знали, — с огорчением вздохнул Костя, выбираясь из-под больничного крыльца, куда они с Саней залезли очень быстро, почти мгновенно, когда «газель» застряла в больничных воротах. Он и сам был не против взять опеку над Елизаветой.
Пейзаж изменился. Тринадцатая школа горела, над крышей сквозь дым прорывались языки пламени, а здание Госбезопасности за высоченным забором осталось целехоньким. Жилые дома через дорогу тоже горели, но в огромный квартал, который занимала железнодорожная больница вместе с госпиталем ППУ, не залетело ни одного снаряда.
— Вот сволочи! — выругался Игорь. — На террикон залезли!
— Откуда ты знаешь? — спросил Сашка и даже открыл рот от удивления.
— Так это ж младенцу ясно, что бьет минометная батарея. А где ее удобнее всего установить?
— Ну? — не сообразил Костя.
— Я бы установил на терриконе! Во-первых, окрест видно километров на двадцать, а во-вторых, никто же не подойдет не замеченным.
— А-а-а… — сказал Костя и посмотрел туда, куда показывал Игорь.
За крышами высоток и зеленеющими верхушками деревьев километрах в трех торчали две рукотворные горы. Одна из них была почти срезана на одну треть, с вершиной, похожей на шпиль. Иногда там возникало облачко пыли, через пару секунд раздавался вой снарядов.
— Вон с того, ближнего, и бьют, — уверенно сказал Игорь. — Там наклонная дорога и круговая площадка на триста шестьдесят градусов. Пуляй — не хочу. Всю ночь, должно быть, мины таскали, а теперь дурью маются.
— С чего ты решил? — спросил Костя.
— Я здесь сызмальства все знаю.
— Надо бы нашим сообщить, да связи нет, — посетовал Сашка, украдкой поглядывая на Завету.
— Это мы сейчас… — заверил их Игорь и почему-то посмотрел на здание ППУ.
Над его центральным корпусом возвышалась «глушилка» — здоровенная антенна кубической формы. По его словам, эта антенна еще в советские времена глушила «Голос Америки». Теперь она глушила все подряд.