НЕОБХОДИМЫЕ ЭПИГРАФЫ
Вот колыбель отечества нашего! Вот земля, которая была поприщем громких подвигов предков наших! Вот страна, в которой Россия приняла вид благоустроенной державы, озарилась лучами Христианства, прославилась мужеством сынов своих, осветилась зарею просвещения и начала быстрый полет свой, вознесший ее на высочайшую ступень славы и величия. Возобновляю в памяти моей знаменитые дела победоносных Славян, вслушиваюсь в отголоски их славы, и спешу видеть те места, которые были свидетелями величия их. С этой целью еду я в Малороссию.
Письма из Малороссии, писанные Алексеем Левшиным. 1816
Здесь я уже почитал себя в чужих краях, по самой простой, но для меня достаточной причине: я перестал понимать язык народный; со мной обыватель говорил, отвечал на мой вопрос, но не совсем разумел меня, а я из пяти его слов требовал трем переводу. Не станем входить в лабиринт подробных и тонких рассуждений; дадим волю простому понятию, и тогда многие, думаю, согласятся со мною, что где перестает нам быть вразумительно наречие народа, там и границы нашей родины, а по-моему, даже и отечества.
Князь Иван Долгорукий. Путешествие в Киев в 1817 году
Хохол по природе, кажется, сотворен на то, чтоб пахать землю, потеть, гореть на солнце и весь свой век жить с бронзовым лицом.
Лучи солнца его смуглят до того, что он светится, как лаком покрыт, а весь череп его изжелта позеленеет… Я с ними говорил. Он знает плуг, вола, скирду, горелку, и вот весь его лексикон. Если бы где Хохол пожаловался на свое состояние, то там надобно искать причину его негодования в какой-либо жестокости хозяина, потому что он охотно сносит всякую судьбу и всякий труд, только нужно его погонять беспрестанно, ибо он очень ленив: на одной минуте пять раз и вол, и он заснут и проснутся; так, по крайней мере, я заметил его в моих наблюдениях… Хохла трудно было бы отделить от Негра во всех отношениях: один преет около сахару, другой около хлеба. Дай Бог здоровья и тем, и другим.
Князь Иван Долгорукий. Путешествие в Киев в 1817 году
Итак, добрые галичане еще не забыли, что они были некогда детьми Святой Руси и братья нам по происхождению, по языку, по вере.
А. Глаголев. Записки русского путешественника. 1823
Мы еле справляемся с одной нацией [поляками], а эти дурные головы хотят разбудить еще и мертво похороненную русскую нацию.
Начальник австрийской Львовской полиции о «Русской троице» — «будителях» русинов-украинцев. 1837
Пусть же народ украинский сохраняет свой язык, свои обычаи, свои песни, свои предания; пусть в братском общении и рука об руку с великорусским племенем развивает он на поприще науки и искусства, для которых так щедро наделила его природа, свою духовную самобытность во всей природной оригинальности ее стремлений; пусть учреждения, для него созданные, приспособляются более и более к местным его потребностям. Но в то же время пусть он помнит, что историческая роль его — в пределах России, а не вне ее, в общем составе государства Московского.
Из дневника славянофила Юрия Самарина. 1850[1]
Словом, земляки наши, давая называть себя Русью, Черкасами и чем угодно, сами себя называют только людьми и не присваивают себе никакого собственного имени.
Пантелеймон Кулиш. Записки о Южной Руси. 1856
Мы имеем против себя не только правительство, но и ваше общественное мнение. Мы имеем против себя даже собственных земляков-недоумков. Нас горсточка, тех, кто сохраняет веру в свое будущее, которое, по нашему глубокому убеждению, не может быть одинаковым с будущим великорусского народа.
Пантелеймон Кулиш — Сергею Аксакову. 1858
А раз чувство [духовной потребности] будет — у кого-то из национальных, у кого-то — из экономических соображений, — будет необходимость политической независимости Украины. И задача эта встанет на повестке дня политической жизни Европы и не сойдет с нее, пока не осуществится.
Иван Франко. 1895
Идеал национальной независимости в любом восприятии, культурном и политическом, лежит для нас пока что, с нашей нынешней перспективы, за пределами возможного. Пусть так. Но не забудем же, что тысячи тропинок, которые ведут к его осуществлению, лежат просто-таки под ногами, и что только от нашего осознания этого идеала, от нашего согласия в нем будет зависеть, пойдем ли мы теми тропинками по направлению к нему, или может, повернем на совсем иные тропы… Мы должны сердцем чувствовать свой идеал, должны разумом понимать его, должны применить все силы и способы, чтобы приближаться к нему, иначе он не будет существовать, и никакой мистический фатализм не создаст его нам, а развитие материальных отношений первым растопчет и раздавит нас, как слепая машина.