Выбрать главу

Первая попытка перехода к политической деятельности — создание Кирилло-Мефодиевского общества в 1847 г. — была легко пресечена властями как в силу общих порядков николаевского царствования, так и в силу малочисленности ее участников. Но в начале 60-х эта перспектива была заметно более реальной и в связи с общей либерализацией режима, и в связи с наличием достаточно организованных, многочисленных и связанных между собой групп украинских национальных активистов как в Петербурге (круг «Основы»), так и в Киеве и других частях Украины («Громады»). И действительно, члены Полтавской громады уже в марте 1862 г. писали другим громадам о необходимости организовать кампанию писем в Петербургский комитет грамотности при третьем отделении императорского Вольного экономического общества в поддержку требования о введении украинского языка в преподавании [298].

Именно такую вполне архетипическую картину активизации национального движения и рисует со всей доступной ему язвительностью Катков: «По украинским селам стали появляться, в бараньих шапках, усердные распространители малороссийской грамотности и начали заводить малороссийские школы… Пошли появляться книжки на новосочиненном малороссийском языке. Наконец, одним профессором, составившим себе литературную известность, торжественно открыта национальная подписка для сбора денег на издание малороссийских книг и книжек» [299].

«Возмутительный и нелепый софизм… будто возможны две рус|108ские народности (намек на известную статью Костомарова „Две русские народности“) и два русских языка, как будто возможны две французские народности и два французских языка!» — четко определял Катков существо своих опасений по поводу украинофильства [300]. Катков, собственно, вслед за Ивановым отрицал не саму возможность создания такого языка, но позволительность этого мероприятия: «Общественный сбор на такой предмет по своим последствиям {…} гораздо хуже, чем сбор на Руси доброхотных пожертвований в пользу польского мятежа» [301]. Эти филиппики были адресованы не только Костомарову и другим украинофилам. (Катков, разумеется, знал, что акция пользовалась в Петербурге широкой поддержкой — 6 апреля 1863 г., например, в петербургском Дворянском собрании состоялся литературно-музыкальный вечер в пользу издания украинских книг для народа, на котором выступали К. И. Бестужев-Рюмин, В. И. Каховский, Н. Г. Помяловский. Доклад самого Костомарова «несколько раз прерывался оглушительными рукоплесканиями» [302].) Завершалась статья изъявлением готовности помогать Костомарову в сборе пожертвований на «развитие провансальского жаргона во Франции или нортумберландского в Англии» [303].

В духе своей любимой идеи о всепроникающей «польской интриге», Катков заявлял, что «сбор пожертвований в пользу издания книг {…} на Южно-русском языке есть дело тайных польских интриг» и что Костомаров и другие украинофилы, сами этого не осознавая, стали орудием врагов России [304]. «Интрига, везде интрига, коварная иезуитская интрига, иезуитская и по своему происхождению, и по своему характеру!» — так начинается эта статья [305]. Это была главная полемическая «удача» Каткова — сделав украинофильство частью «польской интриги», он переводил его из разряда «вредных заблуждений» в разряд непосредственных политических опасностей.

Статья Каткова вышла 21 июня, а на следующий день киевский гражданский губернатор Гессе отправил министру внутренних дел донесение об аресте нескольких молодых людей, один из которых — Владимир Синегуб — сразу стал давать весьма подробные показания о своей принадлежности к некоему «Киевскому обществу малороссийских пропагандистов» и о связях этого общества с польскими конспираторами, что иллюстрировалось уже самим составом арестованной троицы. Особое беспокойство следователей вызвали показания Синегуба о связях конспираторов с незадолго до этого арестованным полков|109ником А. А. Красовским — власти совсем иначе относились к крамоле в армии, чем среди студентов [306].

вернуться

298

Такие письма были посланы в Петербург по крайней мере из Полтавы и Киева. Письмо членов Полтавской громады в Чернигов попало в руки полиции и стало предметом особого разбирательства. См.: Шевелів Б. Петиціі українських громад до петербурзьского комітету грамотности з р. 1862 // За сто літ. 1928. № 3. Харків; Київ.

вернуться

299

Катков М. Н. 1863 год. Собрание статей, по польскому вопросу, помещавшихся в Московских Ведомостях, Русском Вестнике и Современной Летописи. Выпуск 1. М., 1887. С. 276—277.

вернуться

300

Катков М. Н. 1863 год… С. 276.

вернуться

301

Там же. С. 282.

вернуться

302

Голос. 1863. № 83. См. также: Бухбіндер Н. Лист М. Костомарова до I. П. Корнілова. // За сто літ. 1930. № 6. Харків; Київ. С. 122.

вернуться

303

Катков М. Н. 1863 год… С. 282.

вернуться

304

Там же. С. 277.

вернуться

305

Там же. С. 273.

вернуться

306

РГИА, ф. 1282, оп. 1, ед. хр. 162. Л. 3, 3 об. (Дело о неблагонадежных поступках помещика Потоцкого и дворян Синегуба и Пелипенко.)