Возможно, поэтому, не имея уверенности в какой-либо из альтернатив, российская сторона осуществила попытку привлечь к переговорному процессу представителей советского правительства Украины, в частности – Г. Л. Пятакова[67]. Последний вместе с Я. Н. Дробнисом в самом деле прибыл в конце января 1919 г. в Москву, однако проигнорировал приглашение на совещание, поскольку, по словам Д. З. Мануильского, стоял на «непримиримой позиции»[68]. Представитель правительства РСФСР надеялся еще убедить их изменить точку зрения. «Но, если они решительно откажутся принять участие в нашей работе, – заметил Д. З. Мануильский, – то наша партия будет настаивать на их отзыве. Тогда, – продолжил он, – мы вызовем из Харькова Х. Г. Раковского, который туда был послан для усиления сторонников соглашения с Директорией»[69].
Последнее утверждение было скорее всего «дипломатическим преувеличением». Обстоятельства замены Г. Л. Пятакова Х. Г. Раковским в должности главы советского правительства Украины заключались в иных, на момент осуществления упомянутой трансформации далеких по сущности и характеру процессах, нежели те, на которые ссылался ловкий дипломат.
Однако здесь важно сознавать, что советская сторона имела возможности для маневра. Варьируя предложения (незыблемыми оставались требования введения в Украине советской власти и создания единого командования для советских и уэнеровских вооруженных сил), Д. З. Мануильский, В. Р. Менжинский, Л. Б. Красин учитывали быстротечную конъюнктуру.
Посланцы же Украины все больше страдали от практической изоляции, в которую попали с приездом в Москву. Им не удавалось снестись с Директорией по прямому проводу или радиотелеграфом. Они не могли сообщить о достигнутых договоренностях, получить инструкции относительно дальнейших шагов, допустимых компромиссов и т. д. Не помогло даже вмешательство на высоком, наркомовском уровне. Киев на протяжении недель абсолютно не реагировал ни на какие обращения[70].
Тогда глава миссии С. П. Мазуренко согласился на командирование в Киев курьера, хотя и считал, что таким способом очень трудно предметно решать возникшие на переговорах проблемы. Кто выполнял роль курьера миссии, выяснить не удалось. Он выехал из Гомеля и достиг Дарницы (левый берег Днепра, сегодня район Киева. – В. С.), занятой к тому времени советскими войсками. Однако переехать на правый берег Днепра ему было не суждено. Паровоз, в котором посланец старался добраться в Киев, несмотря на большой белый флаг парламентера, усиленно – «ураганно» обстреливался артиллерийским огнем[71]. Естественно, и средства связи, и оружие находились под контролем военных, которыми руководил С. В. Петлюра. «Не являясь даже атаманом, можно понять, что отдельный паровоз и еще под белым флагом не может угрожать фронту и его можно подпустить к себе безо всякого риска и страха за военное дело, – разъяснял ситуацию В. К. Винниченко. – То есть это значит, его не подпускали не из-за этого? А из-за чего?
Это знала только атаманская власть»[72].
Сопоставляя всю эту историю с домогательствами С. В. Петлюры об объявлении войны РСФСР, с атаманскими препятствиями в осуществлении дипломатической миссии в Москву, глава Директории пришел к важным, однако очень неутешительных выводам. Припомнив, что официальное объявление войны северному соседу было сделано 16 января 1919 г., В. К. Винниченко продолжает: «А 1 февраля, то есть как раз через обещанные атаманами две недели, повстанческие украинские войска, поддержанные регулярными российскими войсками, были уже под Киевом. Объявление войны не подняло духа. Атаманам важно было выбить то оповещение войны не по военным мотивам, а по политическим. Оповещая войну, они были более уверенны, что к миру не придет, а, значит, не будет советской, действительно народной власти, которая не потерпит произвола и всех мерзостей атаманов.
Таким образом эти две силы, – пятаковщина и атаманщина, – достигли своего: одна потащила Совет Народных Комиссаров в русский национализм и империализм, а вторая потащила Директорию в контрреволюцию и в жестокие лапы антантского империализма»[73].
Вывод многоаспектный, достаточно категоричный, очевидно, не во всех составных бесспорный. Однако в смысле понимания рассматриваемого сюжета трудно не согласиться с тем, что при воспроизведенных обстоятельствах достичь общего положительного результата в Москве было элементарно невозможно.