— Ты что с ума сошел? — прошипел Костя. — Убери. Они нас сейчас за это расстреляют.
— Да я так чуть-чуть, — смущенно оправдывался Сашка.
— Я вас представлю журналистами, — сказал Билл, когда они пристали к берегу. — Вы ведь журналисты?
— Ну да. Тележурналисты из Москвы.
— Это наша крайняя точка. Мы уже здесь три дня стоим. Нас никто не атакует. Не жизнь, а малина.
— А холодец с чесноком вы ели? — спросил Сашка.
— Это моя мама любит, — ответил Билл, — я мы истинные американцы считаем это очень опасной едой.
— А ты сам-то пробовал с горячей картошкой?
— Нет, — признался Билл и стал думать, подвох это или нет. — Вы знаете, у нас в Америке очень большой выбор продуктов. Я лично предпочитаю вегетарианскую еду. Но порой могу съесть стейк. Все зависит от компании.
Они сошли на берег. За деревьями проглядывали шиферные крыши. Оттуда прибежали откормленные, как поросята, санитары с носилками. Оказалось, что это Билл их вызвал по рации. Игоря, как он ни упирался, обрядили в шейный воротник, уложили на носилки и борзо утащили, несмотря на то, что он делал отчаянные глаза. Костя ему не позавидовал — еще бы, оказаться в руках своего извечного врага, с которым ты воевал всю сознательную жизнь. Было отчего сойти с ума.
Справа виднелся каменный мост с колоннами и фонарями, по которому никто не двигался. Берег напротив казался вымершим. Он словно притаился и хмуро посматривал на американцев.
— Слушай, мне бы со своими связаться?
— Организуем, — сказал Билл.
Через минуту Костя разговаривал по космической связи.
— У нас все нормально. Только оборудование потеряли. Один комп остался и 'сонька'. Машина сдохла. Нет, мы у американцев. Нет, не в плену, в гостях, — Костя улыбнулся Биллу, у которого сделались сумасшедшие глаза. — Вечером постараемся выйти на связь с материалом. Да, суперматериал. О чем? Пока не знаю. Ну так и получается — нельзя все спланировать. Нет, не подведем. Я сказал не поведем. Я обещаю. А что мне делать?! Ну так получилось… не по нашей воли… Да… да… да… я все понял, Юрий Александрович. Всю ответственность беру на себя.
Завотделом Горелов Юрий Александрович был страшно недоволен. Мало того, что в Харькове погиб Виктор Ханыков, теперь вся группа оказалась в опасности, и виноватым, конечно, оказался Костя. Никакие доводы на Горелова не действовали. Он вообще, был инициатором сворачивания работ в Украине, потому что не мог защитить своих позиций перед генеральным. Костя в их отношения не совался. У него и своих забот хватало. Поговаривали, что Горелов висел на крючке у генерального и не мог рыпнутся больше, чем ему было положено. Разумеется, это отражалось на работе редакционных групп, сковывало инициативу и подрывало веру людей в свою работу.
Отсутствие тарелки усложняло передачу информации. Теперь они пользовались каналом Интернета, а это значительно ограничивало их возможности. Ни о каком прямом эфире не могло быть и речи.
— Слушай, Билл, — спросил Костя, — а можно поснимать вас? И вообще… как у вас насчет интервью?
— Позицию лучше не надо, а внутри — пожалуйста. Поговорите, я переведу. У нас это даже приветствуется.
Вначале они пообщались с рядовым Стивом Стоуном, который прятался от солнца под навесом. Он сообщил, что направлен сюда для продвижения демократии на восток, и расплылся в черной улыбке. Веселость перла из него точно так же, как и из Сашки Тулупова.
— Ты считаешь, что здесь нет демократии?
— Я вообще ничего не считаю. Мое дело маленькое — любить вот эту штуку 'Браунинг' М2НВ и вести фланкирующий огонь по мосту.
— А если ты кого-то убьешь? — задал провокационный вопрос Костя.
Билл заулыбался, но перевел.
— На все воля Аллаха! — ответил рядовой и тоже заулыбался, как яркое солнышко.
— Ты что, мусульманин?
— Да, я черный мусульманин из Орегона.
— А как насчет Усама Бен Ладена?
— Я противник применения насилия в нашей стране. Пусть это происходит, где угодно, но только не в США.
— То есть, в Европе можно?
— Где угодно, — повторил рядовой и снова растянул рот до ушей. — Например, в неверной Англии. Да покарает ее Аллах!
— А как ты относишься к теории заговора одиннадцатого сентября?
— Я считаю, что во всем виноваты русские. Они наняли Усаму. Я пришел с ними воевать, — Стив Стоун похлопал по затворной коробке пулемета.
— Я тоже русский, — напомнил Костя.
— Пуф-пуф, — наставил на него палец рядовой и заразительно засмеялся, обнажая большие белые зубы. — Мы убиваем разов!
— Кого? — Костя от удивления едва не проглотил язык.
— Ха-ха-ха… — рядовой был чрезвычайно доволен, — русских, арабов и злодеев… ха-ха-ха… Разов!
— Стив, какую школу лицемеров ты закончил?
— У нас служат все, кому не лень, — глядя в объектив 'соньки' и улыбаясь, сообщил Билл. — Таковы Соединенные Штаты Америки! Ничего не поделаешь — демократия! Это наш крест! Нас не интересуют политические взгляды солдат и их половая ориентация, главное, чтобы они выполняли свои служебные обязанности. А политика и секс — это личное дело каждого.
— Ну а дисциплина?
— На дисциплине это не отражается.
— А межрасовые отношения?
— Это запрещено законом, как и секс между мужчинами.
— Но кому-то может не понравиться, что рядом с тобой гей?
— Ты несколько ошибаешься, у нас очень терпимое общество, поэтому культура взаимоотношения между рядовыми поднята на высокий уровень.
— Иными словами никто ни кому не пристает?
— Ну да, я это имел ввиду. Для этого у нас увольнительные и отпуска домой.
— Понятно, — среагировал Костя. — Наши слушатели будут удовлетворены твоими ответами.
Капрал Рой Чишолм из Кентукки оказался куда прямолинейней:
— Мне должны вручить 'Нагрудный знак'! Я отличился!
— Каким образом?
— Повстанец решил атаковать нашу боевую машину. Я срезал его из гранатомета 'Макс-19'. Зрелище, я вам скажу, не очень эстетичное. Он него ничего не осталось, кроме оторванных рук и ног, ну… еще… рассыпанных конфет. Я же не виноват, что он бросился на нас. Мимо бежала собака, схватила кусок мяса и сожрала. У нашего полковника едва не случился инфаркт. Он приказал мне застрелить собаку. Но нас не учили стрелять животных. Мы солдаты, мы обучены убивать людей. Пусть полковник сам ее стреляет! Надеюсь, она наелась. Ну ее к черту!
Щека у капрала непроизвольно дергалась. Выглядел он весьма удрученным.
— Но все равно тебе вручат этот знак?
— Ну… вручат… я не виноват, что он бросился… Нас учили… и все такое… Америка свободная страна! Свобода заключается в том, что мы можем делать все, что хотим! Меня так учили в школе.
Костя услышал, как Тулупов, не выдержав, прокомментировал:
— Ну да…
— Он принял банку с конфетами за гранату, — безжалостно пояснил Билл.
Это означало: дураков учат палкой даже в благословенной Америке.
— Я не виноват, — простонал Рой. — Он до сих пор стоит у меня в глазах — этот мальчишка! Ему было лет двенадцать! Будьте милосердны!
— Неужели ты не мог отличить двенадцатилетнего мальчишку от боевика?
— Он недавно прибыл из Афганистана. А там опасен любой подросток. К тому же это наше первое боестолкновение, — пояснил Билл. — Ему все равно вручат 'Нагрудный знак', хочет он этого или нет. Таков порядок. Армия держится на порядке и традициях. Первый бой — это святое.
— Но я не знал! — капрал схватился за голову. — Я сойду с ума!
— Ладно, ты успокойся, — сказал ему Билл. — С кем ни бывает? Наш полковник идиот, — по-русски сказал Билл, — он поспешил отправить в штаб сообщение, не разобравшись в сути произошедшего.
— Я выброшу знак в реку! — выкрикнул Рой.
— А я посажу тебя под арест на трое суток за кощунственное отношение к боевым наградам. Ты не получишь мороженого и любимую 'пепси-колу'. У тебя будет плохой послужной список.
— Я понял, сэр, — поостыл Роя Чишолма. — Я подумаю. Хотя мне плевать на ваш список.
— Ты не получишь следующего звания, — напомнил Билл.