— Все равно они нас не сломят, — сказал Игорь. — Не сломят же ведь, да?! — спросил он у всех больше для утверждения, чем для пафоса. — Нам уже отступать некуда.
— Не сломят, — упокоил его Костя. — Мы сделаем все, что можем, и даже больше.
— Правильно! — воскликнул неунывающий Сашка.
Кожа на его морде уже не краснела, а пошла пузырями, и от этого выглядело немного страшновато.
— Вы что, воевать собрались? — с подозрением спросила Завета.
— Понимаешь… Завета… — сказал Костя, словно специально запнувшись. — Чую я, что дела заварились крутые, что надо держать нос по ветру. Нам нужно найти хорошее оборудование. Здесь точно будет что снимать.
— Конечно, — вдруг заорал опьяневший Сашка, размахивая руками, — а я тебе давно твержу, нужна хорошая техника.
— Потопали в машину, — сказал Костя. — Потопали!
И они прошлепали еще немного по ручью, выбрались на берег и, обнявшись, пошли к 'ниссан'.
Прежде всего надо было вернуться город. Но для этого следовало пересечь реку, и все понимали, что это самое небезопасное мероприятие.
Костя долго крутился в Мандрыкино, а потом — в Текстильщиках, избегая дорог с асфальтовым покрытием. Несколько раз ему казалось, что за ними гонятся или даже в них стреляют. Но все это были мнимые страхи. Должно быть, им везло в тот день. В результате, они увидели то, что не должны были увидеть: танки, замаскированные под деревьями, и БМП под зеленой маскировочной сеткой.
— Кто это? — изумилась Завета.
— Я думаю, немцы, — сказал Игорь. — Вон фашистский крест.
— Видать, ждут команды атаковать город.
— Черт знает что! — выругался Костя, который совсем не ожидал увидеть под городом такое воинство. — Сними хоть издалека, — попросил он Сашку.
— Сейчас! — обрадовался он и выскочил из машины.
— Куда! — приглушенно крикнул Костя, но было поздно.
Их самих спасало то, что они стояли на грунтовке за высокой, как забор, травой с белыми цветущими зонтиками. Костя побежал за Сашкой. Но того и дух простыл. До позиций неизвестных войск было не больше ста пятидесяти метров. Костя пополз, проклиная все на свете. Он даже представил лицо матери Сашки — Ольги, которой объясняет, при каких обстоятельствах погиб ее сын. Отца он тоже знал. Максим Владимирович работал программистом в какой-то медицинской фирме. Вот будет скандал, обреченно думал Костя, пробираясь в пыльной траве. Морду точно поцарапают. Не уберег никого. Он до сих пор считал себя виновным в гибели Виктора Ханыкова: не потому рядом взорвалась бомба, а потому что не предвидел опасность и поперся в центр города. И теперь, подучается, он тоже не предвидел и рисковал Сашкой Тулуповым ради каких-то дурацких кадров.
Он буквально ткнулся мордой в траки. Рядом спал боец. На рукаве у него был нашит черно-красно-желтый флаг. Костя оторопело поднял лицо: и дальше, и за какими-то зелеными ящиками тоже спали люди. Фашисты, однако, бляха муха, подумал Костя, вот попали!
Пахло соляркой и потом. Костя стал пятиться. Вдруг рядом что-то зашуршало. У Кости душа упала в пятки. Он уже приготовился к самому худшему и хотел было нырнуть под днище стального чудовища, как узнал бритую голову Сашки. Он снимал, привстав на колено. Его голова торчала над травою, как биллиардный шар, а красная морда горела, как светофор на перекрестке. Костя в отчаянии махнул рукой: мол, уходим. Но Сашка даже ухом не повел и даже пополз правее, чтобы взять правильный ракурс. Костя закрыл глаза и стал считать до трех. Он досчитал до трех аж десять раз подряд, ежесекундно ожидая крика: 'Аларм!' и стрельбы. Но вокруг все было до удивления тихо. Рядом снова прополз Сашка, и Костя пристроился за ним. Как назло Сашка поднял такую пыль, что Костя едва не расчихался на всю округу, пришлось ему усиленно затыкать нос платком и поэтому он приполз к машине на пять минут позже. Завет ходила рядом с машиной и нервничала, заламывая руки. Лицо у нее источало тревогу и отчаяние. Костя даже получил садистское удовлетворение. Если волнуется, значит, любит. Ради такой сцены можно было и слазить к немцам в пасть, подумал он и, улыбаясь до ушей, выбрался на дорогу.
— Ну наконец-то! — воскликнула она. — Мы уже не знали, что и думать.
Как только она его увидела, то стала той, прежней, независимой Заветой, которая изводила его все утро.
— Да заблудился я, — оправдывался Костя, испытывая в душе восторг. — Заблудился!
— Ну! — только и сказала она и полезла в машину.
— Снял? — спросил Костя у Сашки.
— Снял, — ответил довольный Сашка.
— Молодец, но больше, так не делай!
— Почему?
— Потому.
— Почему?
— Потому!
— Но почему?! — вдруг завелся Сашка.
— Потому что ты мне нужен живым. Хватит смертей.
— Знаешь, что?
— Что? — спросил Костя.
— Я оператор или нет? Значит, я буду поступать так, как считаю нужным.
— Ладно, поступай, но вначале советуйся со мной. Я пока лез за тобой, все время с твоей матерью разговаривал. Не приведи господь, на самом деле такое. Хочешь меня седым сделать раньше времени?
— Нет, — сказал Сашка, — не хочу.
— Я тоже не хочу, чтобы тебя убило, поэтому будь благоразумен.
— Как это так? — издевательским тоном осведомился Сашка.
— Хорошо, — ледяным тоном ответил Костя, — сейчас отберу у тебя 'соньку' и будешь снимать пальцем.
— Ладно, — примирительно сказал Сашка, — я все понял. — А что тебе мать моя сказала? — поинтересовался он.
— Сказала, что оторвет мне кое-что.
— И правильно сделает, — резюмировала Завета, высовываясь из машины. — Я бы точно оторвала за такие вещи. — Поехали!
— Ну а тебе-то зачем? — спросил Костя, намекая, что их отношения и отношениями назвать трудно.
Игорь Божко издевательски засмеялся:
— Гы-гы-гы…
— Смотрите! — воскликнул Сашка.
От позиций по направлению к ним двигался часовой. Все полезли в машину. Костя завел двигатель и газанул с места. И только за перелеском переключил передачу и сбавил скорость: по ним никто не стрелял. До срока, когда над городом пролетал спутник, осталось полчаса. Костя свернул к ложбину под развесистые пахучие акации, которые совсем не давали тень, и сел колдовать к компьютером и 'сонькой'. Ему надо было перегнать материал на компьютер, смонтировать и написать текст, который потом кто-нибудь на студии зачитает. Впрочем, интервью на американских позициях комментариев не требовало, о них и так много говорили, а вот для молчаливых съемок немецких танков, нужны были пояснения и привязка к времени. За пять минут до спутника Костя был готов. Конечно, с точки зрения стиля и подачи сюжета, репортаж получился неоднородным и сыроватым. Но это с лихвой окупалось сенсационностью материала. Ровно в положенное время Костя нажал на клавишу, и Москва отозвалась ленивым: 'Спасибо'. Видать они еще не разобрались, что приняли, подумал Костя, упаковывая компьютер в сумку. Не успел он это сделать, как по дороге пронеслось что-то огромное и дребезжащее. Облако пыли поднялась выше акаций.
— Что это? — удивилась Завета и перестала заигрывать с Игорем, который срывал и видал в нее душистые цветы акаций.
Сашка сбегал на разведку, а, вернувшись, сообщил:
— Немецкая 'Пума' прошла, следы гусениц оставила.
— Точно по нашу душу, — сказал Игорь.
В этот момент Костя был благодарен Александру Илларионовичу Маркову за дельные советы и еще больше был доволен тем, что последовал им и не развел, как всегда, разговоры и передачи приветы родным. Пронесло, подумал он. Пронесло! Ведь для того, чтобы засечь 'плевок' сжатой информации в космос, нужно специальное оборудование, да и засечь, откуда он проистекал, очень сложно.
Теперь они поехали не по дороге, а по грунтовке между лесополосой и полем. Крались на первой передаче, даже не поднимая пыли. Белые цветы акаций скрадывали белый 'ниссан' лучше любых маскировочных сетей.