- Промокнешь, сиди здесь. – голос Егора был хриплым от волнения и еле сдерживаемых эмоций.
- И что делать?
- Ждать. – кивнул он, отводя глаза в сторону полянки. – Поспи немного, мы только часть пути преодолели.
- А ты? – спросила Эля. Предусмотрительно, Егор включил печку. Теплый воздух полился в салон, наполняя его таким желанным уютом. Подняв ладони, девушка словила себя на мысли, что ее бьет легкий озноб.
“Это все нервы!” – решила она, поправив рукава кардигана. Прикрыв глаза, попыталась успокоить дыхание и вразумить вихри мыслей, блуждающих в ее сознании. “Нужно расслабиться, и возможно, действительно подремать.”
Тянулись секунды, сменяемые минутами. Они превращались в поток времени, а сон все не шел. Открыв глаза, Жизель посмотрела в окно и обрадовалась тому факту, что Виктор и Анна-Мария сейчас находились на попечении ее подруги. Им там было весело и не скучно. Так, по крайней мере, ее убеждала Катерина в сообщении, полученном еще на границе.
Выдохнув, переводчица повернулась к мужчине. Его профиль, сжатые кулаки свидетельствовали о напряжении. Будучи наслышанной о том, что произошло в семье Егора, она не знала, как ему помочь.
Почувствовав, что его разглядывают, Бес, сделав глубокий вдох, обернулся к спутнице.
- Что, не спиться? – без эмоционально спросил он. Эля смотрела на него, не прекращая зрительный контакт. И так много всего было в том взгляде. И томление, и страх, и смущение, и злость, и желание помочь – обнять, поцеловать и приласкать. Успокоить.
Удерживая ее взгляд, мужчина, не мигая, стал приближаться. Девушка замерла, боясь шелохнуться. Чтобы не спугнуть это чудное мгновение, ведь без него, слишком сильно ощущалось напряжение. А от подобного негативного чувства необходимо было избавляться.
Большая ладонь обхватила лицо Краснянской, попутно отбрасывая непослушные пряди, выбившиеся из прически. Тепло, исходившее от Бессонова, передавалось спутнице. И так светло и уютно становилось на душе.
Правда, она невольно поежилась от нежности, сквозившей в прикосновении. Подобно дуновению летнего ветерка была ласка сидевшего рядом мужчины. Ремень безопасности давно не сковывал движения. Егор спокойно наклонился к переводчице, и замер. Он ждал. Ее реакции, ее капитуляции. Момента, когда страсть и любопытство взыграет в ней настолько ярко и живо, что Эля сама броситься в распахнутые объятия.
Прикусив губу, она не двигалась. Разгадала манёвр, распознала его игру. Слишком явным было желание Бессонова. Руки дрожали, и сбилось дыхание. Томление возникло на дне его стальных глаз.
Наблюдая за ним, девушка упустила из виду, что сама то и дело изучает лицо, находившегося в опасной близости мужчины. Смотрит на его губы, изучай и вспоминая их вкус. Скользили ее глаза и по шраму спутника, спускаясь к бьющейся жилке на шее. И снова к лицу. И снова – к губам. Жизель томно выдохнула, облизнув нижнюю губку. И Бессонов решил воспользоваться подобной вольностью. В тот же миг теплые уста накрыли ее.
И прогремел очередной раскат грома, срывая все мнимые преграды между ними. Мужчина перестал себя сдерживать. Нажав на какие-то лишь ему известные рычаги, он перевел пассажирское кресло в горизонтальное положение. Жизель только и успела, что испуганно ахнуть. Но Бес даже не обратил внимания, углубив поцелуй. Девушка попыталась оттолкнуть его, чтобы появилась возможность набрать воздуха в легкие. Не тут-то было. Егор лишь сильнее сжал ее в своих руках, вдавив хрупкое тело переводчицы в импровизируемое ложе.
Ничего разумного так и не придумав, Эля его просто укусила. Привкус крови во рту, заставил Бессонова немного отодвинуться. Девушка попыталась оттолкнуть его тело, но ей это не позволили. Осыпая девичье лицо страстными поцелуями, спутник невообразимым образом стянул кардиган с плеч любовницы, да так, что она и не заметила. Затем задрал подол ее платья, умудряясь высвободить из плена бюстгальтера ее грудь.
Все так быстро, так страстно, точно они в бурлящий водоворот угодили.
Горячие губы сомкнулись на призывно торчащей вершинке, и Жизель задохнулась от шквала возбуждения. Оно захватывало ее в свой танец, увлекало и чаровало. Пальцы мужчины проникли между плотно сжатыми бедрами. Желание переводчицы было слишком явным, слишком открытым. Потому она и не услышала довольный смешок Егора, который уже стаскивал ее промокшие трусики.