— Я рад, что вы заскочили, Владимир Ильич, — развязно сказал он. — Давно хотелось поговорить, обсудить… между нами, вождями.
— Ага… — сощурилась голова. — И что же… между нами?
Гранатов закинул ногу на ногу. По крайней мере, в этом у него имелось явное преимущество перед собеседником.
— Да как вам сказать… времена сейчас немножко не те. Мир, знаете ли, посложнел. Скоростя другие, как говорит мой помощник Геринг. Что раньше канало, то теперь не проходит. Вся эта классовая борьба, мир народам, земля крестьянам… Не то это, не то…
— Ага… а что же нынче «то», батенька?
— Да вот, пиндосы заели. От черножопых не продыхнуть. Жиды, опять же… ну, это, как раз-таки, не ново.
— Это не ново, — подтвердила голова. — А вот насчет остальных не слышал. Это кто же такие?
— Пиндосы — это америкосы, Владимир Ильич, — помог с объяснением Цезарь. — Американцы, то есть. Лезут в душу, сволочи. Ну, а черножопые — это которые вообще нерусские. Азиаты всякие, негры, кавказцы и прочая пакость. Вы их еще чурками называете.
— А! Чуйки! — обрадовалась голова. — Понимаю. Деянь неузкая. Молодец вы, батенька. В этом все дело. Я не ошибся. Так, так…
Голова замолчала, прикрыла глаза веками и, казалось, полностью отключилась от разговора, став, таким образом, еще более похожей на собственный настольный бюст. Остальные терпеливо ждали продолжения.
— Что ж, — произнес вождь, выходя из задумчивости. — Вы явно с нами, милостивый госудай. Но позвольте узнать: как именно вы думаете поднимать массы на бой бу? Сколько у вас членов?
— Не так много… — пожал плечами Гранатов. — Пока что, нас всего несколько сотен. Но народ за нас! Народ, он все видит! Настанет час, когда наши идеи впитаются в толщу народной массы, и тогда…
Он остановился, прерванный резким издевательским смехом головы. Все присутствующие тоже выглядели изумленными. Никому из них еще никогда не приходилось видеть вождя смеющимся.
— Ну насмешили, голубчик… — голова скосилась на Вовочку. — Товаищ Вознесенский, будьте любезны подать мне тело. Мы уходим. Я ошибся. Нам здесь делать нечего.
Вскочив с места, Вовочка принялся вытаскивать из-под кровати тело вождя, отряхивать его, пристраивать на свободный стул. В его деловой денщицкой суете не чувствовалось никакой особенности, как будто просьба «подать тело» ничуть не отличалась от обычного «подать пальто».
— Может быть, все-таки объяснитесь? — проговорил Гранатов, принужденно улыбаясь. — Чем вам так не понравилось…
Голова не ответила: Вовочка как раз пристраивал ее к обрубку шеи, и она нетерпеливо морщилась, покряхтывая и вздыхая. Руки мумии подергивались, как лапки гальванизируемой лягушки. Процесс регенерации большевицкого идола выглядел исключительно неаппетитно. Но, похоже, в собравшейся компании только Веня почувствовал тошноту. Вовочка был при деле, Цезарь, по своему обыкновению, пялился пустыми глазами одновременно в никуда и на все сразу, уязвленный Гранатов нервно постукивал пальцами по столу.
— Так как же, Владимир Ильич?
Мумия со скрипом встала на ноги, подергала подбородком из стороны в сторону, согнула и разогнула локти и, наконец, удовлетворенно кивнула.
— Как новенький! Жил, жив и буду жить… — коротышка бросил быстрый взгляд на Веню.
«Неужели помнит? — подумал Веня, холодея. — Он ведь тогда был в истерике, почти в отключке… А если все-таки помнит? Черт!.. Тогда нужно линять, и немедленно. А как же билеты, документы? Вовочка обещал достать… Ага, как же. Вовочка уже не Вовочка, был да сплыл. Теперь он в денщиках у зомби, да и сам зомбирован на все сто. Не до документов, Веня, ох, не до документов…»
— Владимир Ильич… — почти жалобно повторил Гранатов.
Коротышка резко повернулся к нему. Еще не окончательно приросшая шея жалобно скрипнула.
— Да-с, батенька! — сердито выпалил вождь. — С такими убеждениями нам не по пути! Если вы готовы ждать, пока ваши идеи впитаются в толщу наудных масс, то делайте это без меня. Тогда, возможно, спустя тысячу лет чего-нибудь дождетесь! Восстание нужно поднимать немедленно, сейчас! Сегодня йано? — Завта будет поздно!
Теперь он и в самом деле треснул кулаком по столу. Щеки и губы Гранатова дрогнули синхронно с этим ударом, как будто лежали там, на столе.
— Но, Владимир Ильич… — пробормотал он. — Народные массы пока не готовы. Народные массы…
— Молчать! — выкрикнул коротышка. — Наудные массы! Что вы знаете о наудных массах?! Наудные массы, батенька, похожи на каловые: кинетическую или потенциальную энейгию они объетают только в болезненных состояниях; а в здоовом виде это обычное говно!
Он снова саданул кулаком по столешнице. Все молчали, потрясенные чеканной образностью и нетленным ароматом ленинской мысли.
— Массы не надо готовить! — продолжал вождь. — Массы надо загнать в болезненное состояние, затем тут же, немедленно, возглавить и вести на штуйм, пока не остыли. Понимаете? Вы в состоянии ввести их в болезненное состояние?
Гранатов шумно сглотнул.
— Не могу знать, — отвечал он, отчего-то по старорежимному. — Но готов выслушать старших товарищей.
Коротышка наклонился над столом и обвел взглядом собравшихся, словно призывая их к повышенному вниманию.
— Демон с тацией! Пей ваемая!
В наступившей тишине было ясно слышно, как запертая в соседней комнате Блонди, чешась, стучит лапой по полу.
— Пить что? — беспомощно промямлил Гранатов.
— Переводи, сука! — взревел Цезарь.
— Демонстрацией, — перевел Веня. — Первое мая.
Лица Цезаря и Гранатова просветлели. Вовочка хлопнул себя ладонью по лбу. В самом деле, завтра был праздничный день — Первое мая.
— Конечно! — с энтузиазмом воскликнул коротышка. — Вы что же, не отмечаете этот день? Не пааводите маевку?
— Да, да, маевку… — задумчиво протянул Гранатов. — Мы ведь и в самом деле намечали на завтра совместную акцию с ВЧК в Приморском парке.
— С кем, с кем?
— С ВЧК. Новая, довольно популярная молодежная организация, идейно примыкающая к РНКП(бл). Расшифровывается как «Выкинуть Чурок К…»
— К?..
— К… — Гранатов развел руками.
— Это куда же? — настаивал коротышка. — Нельзя ли поточнее?
— Да они еще не решили… — смущенно улыбнулся Гранатов. — Молодые, горячие. Одни требуют указывать точное место, например: «к тюленям», то есть, в Антарктиду… или «к черным обезьянам», ну, то есть, на Мадагаскар. Другие же говорят, что эта конкретность вовсе ни к чему, достаточно просто поставить в конце букву Х. Чтобы было ВЧКХ. Спорят до хрипоты.
— Эх, молодо-зелено… — в свою очередь усмехнулся вождь. — Мой совет: пусть лучше так и оставят. ВЧК. Славное название, емкое.
Задумчиво и светло улыбаясь, он смотрел в окно, словно на минутку увидел там что-то прошлое, доброй памяти, заветное для сердца и души.
10
Ночью перед маевкой Веня впервые попытался бежать. Он и сам не мог бы ответить на вопрос, почему надумал сделать это только сейчас. Простейшее объяснение заключалось в отсутствии документов, в надежде на обещанную Вовочкой помощь. Да и вообще, поначалу, пока они пересекали Прибалтику в запломбированном товарном вагоне, деваться было особо некуда и, главное, незачем: все равно движение происходило в нужном направлении, к Питеру. Наверное, это и усыпило его бдительность. Например, какого черта было соглашаться на дурацкую идею заночевать в Разливе? С этого ведь все и пошло… Скорее всего, Веня согласился чисто по инерции, убаюканный, как в люльке, замкнутым, покачивающимся, ритмичным вагонным бытием. А мог ведь и не пойти, соскочить на одной из пригородных сортировок.
Соскочить… Легко сказать: «соскочить»! Мало ли в жизни моментов, когда и надо бы соскочить, а ты все едешь и едешь, и едешь, поклевывая носом и сонно потряхивая головой в такт уютному колесному перестуку? Да сколько угодно их, таких моментов, что уж теперь удивляться… И куда бы ты делся, соскочив, — весь в щетине, в грязном рванье, в облаке навозной вони, зато без денег и документов? Ровно до первого встречного мента, не дальше. А поди-ка сюда, вонюче-беспаспортный! Кто таков? Откуда путь держишь и куда?