Рядом с ней примостилась Кристина, которая с любопытством уставилась на лежащего на больничной койке Айриса.
- Что это за магия была? Я ни разу в жизни такую не видела…. Необычайно могущественная! Твоя пентаграмма даже оставила ожог на груди маршала, - с жадным интересом спросила Ведьма, Пэм шикнула на нее, сгоняя с койки, но Колдун все равно посчитал себя обязанным ответить:
- Это наша семейная… Не знаю, могут ли ее применять другие Ведьмы… Она передавалась у нас из поколения в поколение. Я знаю только, что ожог никогда не сойдет с кожи маршала. И я могу каплей своей крови активировать пентаграмму в любой момент. Но больше я ее начертить не смогу. Это мой подарок маршалу…
- Да какая разница, что это было! - вспылила Пэм, с укоризной смотря на Кристину, и тут же перевела взволнованный взгляд на Колдуна, - Главное, ты спас маршала! Господи, спасибо, Айрис! Ты даже себе не представляешь, как мы все его любим… Как его любим мы с братом! Знаешь, можно сказать, что он нас практически воспитал… Маршал служил вместе с нашим отцом. Папа погиб у него на руках, и вот уже лет десять Джейк заботится о нас. Хотя он не должен был…. Он никому ничего не должен, но почему-то всегда всем помогает…
Памела смотрела на Колдуна с такой благодарностью и так искренне шептала слово “спасибо”, что у Айриса на глазах выступили слезы, и он в жесте поддержки сжал ладонь Сандерс в ответ.
- Чего это вы тут как белуги ревете? Никто же не умер. Пэм, отпусти Айриса, он у нас теперь хрупкий, так и сломать недолго… - прозвучал над ними веселый голос, и Колдун чуть не слетел с койки, останавливая свой лихорадочно мечущийся взгляд на маршале.
Лоуренс был уставшим и бледным, но он улыбался, и вокруг его сияющих глаз собирались лучики морщин, делая его взор более живым и искренним.
Анхель без слов поменялся местами с Памелой, присаживаясь на стул рядом с койкой Колдуна.
- Я не буду говорить тебе “спасибо”, Айрис, - тихо произнес маршал, смотря куда-то в район груди Колдуна, - Хотя я благодарен. Но одновременно я так зол… Мы еле довезли тебя до клиники, Айрис. И только благодаря тому, что бригада врачей прибыла на место происшествия практически через полминуты после того, как ты потерял сознание. Мы думали, что ты больше никогда не откроешь глаза…
Джейкоб замолчал и только через несколько секунд, показавшихся Айрису вечностью, продолжил:
- Зачем, глупый? Зачем было так рисковать? Я прожил долгую жизнь, несмотря на то, что мне не так много лет… Я многое испытал. А у тебя все еще впереди. Ты так молод! Побереги себя, Айрис! Твоя жизнь - это сокровище. Не разбрасывай ее по мелочам.
- Это не мелочи! Это ты! Как ты можешь так говорить?! - вскинулся Колдун, но сразу же застонал от резкого движения.
- Айрис! - испуганно позвал его маршал.
- Все хо… Все хорошо, - отдышавшись, выдавил Колдун и, вспомнив про пулю, тревожно спросил, - Кто стрелял в тебя? Их поймали?
- Это были сторонники режима военной диктатуры. Лет двадцать назад Бугария была авторитарным государством. Возможно, даже тоталитарным. Противники демократии и республики до сих пор дают о себе знать. Не волнуйся. В процессе захвата террористы были уничтожены. С их стороны мне ничего не угрожает, - тяжело вздохнув, ответил Лоуренс.
- Я рад, - счастливо выпалил Айрис, пожирая глазами невредимого маршала.
С минуту Анхель серьезно смотрел на него в ответ, а потом чуть сжал пальцы на его ладони:
- Айрис, я хотел сказать, что тоже люблю тебя.
У Колдуна остановилось сердце, а потом забилось так бешено, что было удивительно, как ЭКГ-монитор не взорвался. Кардиограмма пустилась в сумасшедший пляс.
Весь мир будто сжался до глаз-звезд Джейкоба, из которых волнами лился теплый и успокаивающийся свет.
А потом Лоуренс разорвал его воспрянувшую душу на мелкие кусочки.
- Мы все успели полюбить тебя, - ласково произнес маршал и, сильнее обхватив его ладонь, нежно добавил, - Ты такой непосредственный, такой живой, такой искренний… Если бы ты был чуть младше, хотя бы года на три, я бы немедля усыновил тебя. Я бы не заменил тебе отца, но я бы старался…
У Айриса задрожали губы, а грудь словно залило кислотой. Почему это было так больно? Его словно предали, пообещав бриллиант, а вручая лишь пепел…
Для маршала он был ребенком. Неразумным сорванцом, о котором заботились, которого баловали и лелеяли, но не воспринимали всерьез. Не как равного, не как пару. Он был не нужен маршалу.
Отцовский инстинкт пройдет, как только Лоуренсу встретится новая израненная ободранная дворняжка, нуждающаяся в помощи…
Щеки стали мокрыми. Он не заплачет, нет… Только не сейчас! Он должен быть сильным. Он не ребенок. Но дело было в том, что сильным он никогда не был…
- Айрис! Что случилось? Айрис! Тебе больно? Позвать врача? - тревожно спросил маршал, вскакивая на ноги. Его ладони потянулись к лицу Колдуна.
Казалось, что как только руки Лоуренса коснутся его кожи, то она слезет хлопьями, словно Айрис гнил заживо, и именно Анхель обнажит его истинную суть, его разлагающее нутро.
Колдун не мог допустить прикосновения этих ласковых ладоней - они проткнут его изнутри. И больше никто не сможет его зашить. Нежность маршала, проходная, предназначенная не только ему, а любому обиженному ребенку, была равносильна объедкам с царского стола.
Дворняге по имени Айрис, накормленной, обласканной и разомлевшей от незнакомого тепла, ломали хребет, чтобы она знала свое место.
И Колдун пополз на место.
Айрис отпрянул от рук маршала так резко и так быстро, что ширины койки не хватило. Колдун с грохотом рухнул на пол, капельница, накренившись, упала следом за ним. Бутылка с раствором откатилась в сторону…
Маршал с ужасом в глазах бросился к Айрису, и Колдун, не выдержав, закричал:
- Нет, нет, нет! Уходи! Не подходи ко мне! Не хочу тебя видеть! Нет, нет, нет… Только не ты!
Все слилось в сплошное белое пятно. Кажется, он еще что-то кричал, а потом все погасло.
***
Следующее пробуждение было гораздо хуже, чем первое.
Его тошнило, перед глазами все плыло, а тело было как будто нашпиговано свинцом.
Рядом с ним сидела бледная Памела и смотрела на него то ли с суеверным ужасом, то ли с огромным облегчением.
Маршала в палате не было. И это причинило невыносимую боль. Бешеную дворняжку уже никто не мог отогреть и спасти. Зачем было тратить на нее время?
- У тебя случился нервный срыв. Швы на груди разошлись, - сглотнув, хрипло произнесла Пэм, смотря на него так, будто он вот-вот забьется в конвульсиях.
Она настороженно замолчала, буравя его внимательным взглядом, а Айриса будто бы прорвало.
- Знаешь, почему я убил Кайна? - дрожащим голосом проговорил он.
Памела не проронила ни звука, но Колдуну и не нужен был ответ:
- Это была ни хрена не самооборона. Он хотел убить маршала, как свидетеля, понимаешь? И я уничтожил его, ни разу не пожалев об этом. Поверь, я чудовище. Но до гробовой доски влюбленное в маршала…
Пэм хотела было что-то сказать, но Айрис не дал ей вставить и слова:
- Только не говори, что это влюбленность, и она пройдет. Ничего не пройдет. Вы там в своем правительстве не сталкивались с информацией о знакомстве моих родителей?
Пэм отрицательно покачала головой.
- Предки моего отца Колдуна всегда сочетались браком по любви, но так получилось, что мои бабушка и дедушка обеднели, и тогда папа решился на отчаянный шаг - он согласился на союз с богатой и знатной Хефкой. Хефы не очень жалуют Ведьм, но даже чистую кровь иногда нужно разбавлять, а знатных семей не так уж и много, и брак был заключен. Та девушка полюбила отца, а он ее - нет. Но зато папа полюбил ее младшего брата. В Хефских семьях развод считается позором, и отец оказался между двух огней - между традициями государства и своей страстью. Он пытался уйти от любви, но все закончилось так, как должно было быть - скандалом, в ходе которого отца чуть не сожгли на костре якобы за приворотную магию, и моим рождением. У меня два папы, если вы вдруг не знали… Опозоренная тетка пыталась убить меня, когда мне было года два. К счастью, я ни черта не помню. Она до сих пор в тюрьме, - захлебываясь словами, рассказывал Айрис и в конце добавил, - Я говорю это к тому, что папа Колдун так и не смог сбежать от любви, как ни старался. А мне не стоит и пытаться. Я знаю, о чем говорю. Я не в курсе, как поступают Ведьмы Бугарии, но наша семья хранит верность до конца… Я люблю маршала, и это неизменно.