— Ераплант! — радостно крикнул мальчик. Лисевицкий бросился и, схватив его за горло, стал душить. В голове мальчика зазвенело, глаза налились кровью и, задыхаясь, он, сделав невероятное усилие, вырвался из рук Лисевицкого и угрем скользнул снова в орешник. Лисевицкий, задыхаясь, бежал за ним. Мальчик, подгоняемый опасностью, несся птицей. Его грудь распирало торжество и, не выдержав, он на минуту остановился в пробеле кустов и звонким прерывистым голосом крикнул:
— Белая сволочь! Что!
Это был его последний крик. Лисевицкий, почти не целясь, выстрелил из браунинга.
Выстрел хлестнул свежий воздух, отдался эхом в орешнике и где-то далеко еще раза два гулко перекликнулся с лесом… Мгновение мальчик постоял, а потом бессильно упал на землю…
— В сердце, — крикнул Лисевицкий Дройду.
— Убили?.. — задыхаясь спросил Дройд, смотря на кровавое пятно, расползающееся на груди мальчика…
Лисевицкий жестко улыбнулся, и все лицо на мгновение осветилось волчьим оскалом.
— Это война… Не выдаст щенок!..
Глава III
Организованное знакомство с белыми
Вернулись к самолету. Лисевицкий устало присел, развернул карту и стал рассматривать. Дройд посасывал трубку.
— Где мы находимся? Плиз.
— А черт его знает, где.
Встал, швырнул карту в аппарат, потянулся, снял кожаную тужурку, срезал погоны, вынул свои документы и тщательно спрятал в самолет.
— У вас документы большевистские?
— Yes… А зачем вы сняли погоны? Лисевицкий пожал плечами.
— Если здесь красные, то нас спасет ваш мандат, если же белые, то нам обоим будет крышка…
Пошли к шоссе.
Прежде чем выйти, тщательно оглядели местность. Ничего подозрительного. Деревня как деревня. Лес как лес. На шоссе никакого военного движения. Лес, спокойный, тихий, никак не выдавал присутствия какого-нибудь отряда. А по шоссе медленно, лениво тянулись возы с сеном…
— Идиллия. Тут все вверх тормашками перевернулось. А они хоть бы что. — Лисевицкий плюнул и, взяв Дройда под руку, вышел на шоссе, к возам, медленно тянущимся к деревне.
Остановили первый воз. Крестьянин недоверчиво оглядел обоих, скользнув хитрым взглядом по жетону летчика. Хитрая усмешка пробежала по губам, и он остановил лошадь.
— Кто занимает деревню? Кто-нибудь есть?
— Есть, как не быть.
— Войска? Чьи?
— Известно, наши.
Лисевицкого передернуло от такого ответа. Он знал, что от крестьянина сейчас ничего не добьешься. Крестьянин отвечал языком, выработанным гражданской войной.
— Кто ваши?
— А откуда я знаю. Одним словом, наши.
— Подвези нас.
— Садитесь.
Через минуту Дройд и Лисевицкий качались на мягком ароматном сене и, c удовольствием вытянувшись, наблюдали облачное небо. Их отдых прервал крестьянин.
— А вы кто будете?
Лисевицкий, приподнявшись на локте и улыбаясь, ответил:
— Мы тоже ваши.
И, увидев скачущую по шоссе группу офицеров, он нервно сжал руку Дройда.
— Втяпались в историю.
Одним прыжком Лисевицкий и Дройд соскочили с воза. Крестьянин ударил кнутом, и лошади помчались.
Шоссе. Голое поле, ни кустарника. Спасаться некуда. Дройд и Лисевицкий остановились. Подлетели офицеры и спешно начали обыск.
Минута, и документ был в руках полковника.
А на документе:
«Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
УДОСТОВЕРЕНИЕ.
Выдан сей мандат Московским Советом Рабочих и Крестьянских Депутатов английскому журналисту Виллиаму Дройду в том, что он является представителем английской прессы и пользуется беспрепятственным пропуском в Совет».
Полковник побагровел.
— Большевики… Я вас расстреляю, сволочи. Взять… — закричал и задохнулся.
Окруженные казаками Дройд и Лисевицкий вошли в деревню, сопровождаемые лаем собак, бегством гусей и кур, взглядами молодух и стариков. Наконец подошли к площади, на одном конце которой, над белой хатой, развевался трехцветный флаг и толпились казаки. Подошли к хате…
— Дежурный, прими большевиков, — закричал казак.
— Чего их тащил, шашки не было? — выругался толстый казак на крыльце.
— Гаврило, отведи их куда надо.
Гаврило, дюжий казак, крякнул, сплюнул в сторону и, поправив папаху, неохотно принял арестованных…
— Иди… туды-т твою мать!
И здоровым ударом по шее толкнул Дройда в ворота. Лисевицкий, не ожидая приглашения, быстро пошел вперед…