Во дворе толпились группами казаки. Смех, ругань прерывались клокотаньем в горле самогона. В глубине покосившийся флигель охранялся двумя казаками, которые сумрачно раскуривали собачьи ножки, мысленно переносясь в пьяную компанию товарищей.
Появление арестованных не поразило их, только сапоги обратили на себя внимание часовых.
— Смотри в оба… Черт сиволапый. Я те дам сапоги…
— Я, може, уже давно их наметил…
В углу, под светом, падающим из окна, сидел на соломе раненый, обросший волосами партизан, массировавший в это время шрам от пули около локтя левой руки. Шум, произведенный беглецами, заставил его поднять голову, и партизан медленно поднялся с соломы. Густая борода обрамляла его молодое мужественное лицо, во всей фигуре — решительность и энергия. Голова гордо поднята, воротник рубахи расстегнут. Не поправив рукавов, закатанных выше локтей, партизан подошел к ним.
— Ну, как насчет бегства?.. А?
Партизан приложил палец к губам… Все втроем уселись на соломе и начали совещание.
Часовые у дверей хаты совсем заскучали: махры уже нет, всю выкурили, да и казаки разошлись со двора кто куда. Одни барахолить пошли, другие уехали в связь, а третьи крепко спали у крыльца. Только по двору еще качался один пьяный казак, держа фляжку в руках… Солнце начало припекать, и пьяный, облюбовав тень у хаты, подошел, уселся и только что хотел еще подкрепиться разок, как часовой поста № 1, у двери, выхватил фляжку и стал жадно пить…
— Отдай… Тебе говорю…
А часовой только булькал и отпихивал свободной рукой пьяного. Часовой с поста № 2, у окна, быстро подбежал и сурово выдернул фляжку.
— Будет, честь надо знать… И сам припал к фляжке.
Хозяин фляжки, покачиваясь, встал и, утвердившись потверже на ногах, вступил в борьбу за обладание фляжкой.
Глава IV
Колокольня святого великомученика Дройда
Борьба… Шум…
Окошко на посту № 2 распахнулось. Молнией выскочили Дройд, партизан и Лисевицкий и помчались по огородам.
Показавшийся на крыльце дежурный офицер «привел в чувство часовых». Загремели выстрелы вслед бегущим. Два офицера выскочили из штаба, к ним присоединились озлобленные часовые и еще один из спавших казаков.
Улицу оживила стрельба… Лихорадочные выстрелы хлестали воздух.
Пули чмокали то около ног Дройда, то просвистывали мимо.
Партизан ловко перескочил через церковную ограду. Лисевицкий и Дройд немного задержались, но, перескочив, догнали партизана. Одно желание, одна мысль о спасении спаяла этих трех разных людей.
Бежали быстро. Подбежали к колокольне, между каменными стенами которой стояла скользкая, узкая лестница.
Взбираясь по лестнице, Лисевицкий споткнулся о большое бревно, подвешенное одним концом к веревке, шедшей от языка колокола. Бросились к бревну и начали отвязывать веревку от языка колокола. Лихорадочная работа. Веревка привязана к перилам, между амбразурами колокольни.
Лестница глухо стонала под подковами сапог преследователей.
— Бревно вниз!
И, втроем схватив бревно, раскачали и, когда показались казаки, ухнули его по лестнице. Бревно, скользнув по ступеням, сбило врагов с ног. Вместе с бревном они покатились вниз.
Раздались выстрелы.
Лисевицкий первый начал спускаться по веревке вниз, за ним Дройд. Партизан спокойно стоял, наблюдая за лестницей и подбадривая Дройда.
Два разъяренных офицера вбежали вверх, наганы цокнули пулями по штукатурке около партизана.
Партизан поднял руки вверх.
Офицеры подскочили к нему. Сильно и метко нанес первому офицеру удар ногой в живот, и тот, падая, сбил второго. Оба упали. Один из них выронил наган и не успел опомниться, как сильные руки партизана, подняв его в воздух, встряхнули. А затем мимо спускавшегося с колокольни вниз Дройда пролетел офицер.
Веревка раскачивалась, ветер рвал волосы, выстрелы глушили, когда партизан начал спускаться но веревке.
Казаки ворвались наверх.
Пусто.
Часовые, взглянув в амбразуру вниз, побежали по лестнице, чтобы перехватить арестованных.
Гаврило привел в чувство офицера, и оба, перегнувшись через перила, начали гипнотизировать спокойным глазом нагана раскачивавшегося на веревке Дройда.
— Прыгай! — закричал партизан, прыгая вниз вместе с Лисевицким.
На мгновение закачались на земле, пошатнулись, а часовые казаки, сбежавшие вниз, в упор навели на них винтовки.
Веревка рвала Дройду руки, и он никак не мог спуститься ниже, так как офицер и Гаврило тянули веревку вверх.