— Пошлите предложение Сигизмунду, на переговоры! — повелел я утром, когда все же поляки начали ставить лагерь в трех верстах от реки.
Нам нужно было выиграть один день. Вот говорильней я и хотел способствовать этой цели. Пока мои парламентеры доберутся, после королю скажут о моем предложении поговорить, тот соберет совет, так как польский король и самостоятельное решение — это оксюморон. Потом нарядятся, ибо негоже представать на переговорах в походной пыли, потом выедут, чтобы сказать, что они не собираются разговаривать. На это уйдет полдня, а начинать штурм под вечер никто не станет, хотя разведка-боем может случиться.
Но я ошибался. Мне ответили в грубой форме и так, что и посыльный боялся повторять слова, сказанные, как я понял, Яношем Радзивиллом.
— Передай по войскам, что тому, кто убьет заносчивого Радзивилла, я дам шубу с царского плеча, соболиную, да к ней пятьсот рублей.
Вот же упырь! Я не царь, видите ли, а с русским царем он уже завтракал и этот царь в польском войске. А еще он предложил мне доесть их завтрак… Сука! А ведь мог бы жить и жить! Хотя нет. Его все равно нужно было кончать. Уже потому, что София Радзивилл весьма вероятно станет Софией Заруцкой. Ну а России не помешали бы люди, которые живут в Слуцке. Я уточнял. Там очень даже сильная братская православная школа с изучением латыни, греческого, математики и письма. Порядка дюжины учителей, а еще помощники учителей. И эта школа нужна и нам, точнее люди, что работают в ней.
Вот почему в Великом княжестве Литовском много братских православных школ? Там дается весьма качественное образование, мало чем уступающее иезуитским коллегиумам. И это под гнетом иноверцев, за свой, общинный, кошт, без помощи государства! А у нас есть держава, не так уж и мало денег, но школ таких нет? Скоро должна Киевская братская школа стать академией, а в России, считай, надомное образование для единиц из боярского сословия. Так что мне эти братские школы нужны и побольше.
— Думаю, что сегодня разведывать станут! — высказывался на Военном Совете Пожарский.
— Ну это как выйдет, — встрял в обсуждение Григорий Петрович Ромодановский. — Коли им что удастся, так в то место пошлют иные силы уже не для разведки, а дабы улучшить успех. Я бы так делал.
— Так и будет. И что станете делать? — спросил я.
— Засадный полк, как ты говорил, государь — разерывы, — развел руками Пожарский. — Тем паче, что сладилось его усилить.
— Резервы! Действуйте! А ты Григорий Петрович, да и иные, поспешайте по своим делам, — повелел я, предчувствуя, что скоро что-то должно начаться.
Ну а что касается нашего подкрепления, то я еще больше расстраиваюсь, что нет еще системы медалей и орденов в России. Не потому их нет, что я забыл ввести, а из-за того, что их производить некому, да и по большому счету и не из чего. Героев много, а золота и камней для какой медали мало.
Так что наградил я второго брянского воеводу шубой со своего плеча. Удобненько так — одел шубу, она резко взлетает в цене, отдал ее.
А Лазарь Щука привел пять сотен городовых, я бы сказал, геройских, бойцов. Быть может, он и нарушил мою волю, это уже как интерпретировать мои слова, но эти пять сотен ну очень нужны. Щука провел свой полк в обход польских войск, через Ржев, и ждал в Можайске, пока не узнал, что мы решили останавливать врага дальше от Москвы, на Угре.
В три часа по полудни, 7 июля 1607 года, польские войска начали форсировать реку Угра. Я знал, прямо чувствовал нетерпение отряда, что был у дамбы и который ждал либо вестового, либо белого дыма от огня. Были запряжены кони, силами которых и должны были свалить уложенные бревна. Однако, приказа не поступало. Пожарский мог отдать такое распоряжение, и я даже не стал бы противиться, но князь понимал важность использовать козырь в нужное время и оно пока не пришло.
Поляки нацелились звездную крепость у Залидово. Они явно еще не встречались с такими укреплениями и потому сразу же начали нести потери. Пушки, выдвинутые на углы звезды, били перекрестным огнем, засыпая прущего врага дробом. Польская пехота шла вперед, не взирая на потери, но лишь до того момента, как, после слаженного залпа стрельцов, не началась контратака русских защитников. Будь это не разведка-боем, так дело перешло бы в рукопашную, но Сигизмунд не спешил вводить дополнительные силы и приказал отступать, чтобы обдумать новые вводные данные.
Польско-литовские силы отошли на исходные позиции, собирая по пути чеснок, но было явно, что уже завтра один из сильнейших ударов будет именно в этом направлении. Расчищенная от конских колючек земля явственно намекала, что по утру предстоит встреча и с конницей врага.