Может быть, я ослабел, характер стал мягким, перестал быть воином? Нет, напротив! Если ранее, в иной жизни, я поступал в соответствии с приказом, выполняя достаточно узконаправленную работу. То теперь от меня зависит многое, очень многое. Легко ли получать доклады о том, сколько именно человек умерло от голода за последнюю зиму? Не так впечатляли цифры, и даже людские судьбы, которые стоят за сухими данными статистики. Я! Именно, что я, недоработал, и это вот главный удар по самолюбию.
Чтобы через год получить чистый лист бумаги, без единой цифры умерших от голода, я и стремлюсь оказаться на самом уязвимом участке моей работы. Но пока я здесь. Из того, что я вижу, ляхов выдюжить должны, а потом придут русские воины домой, увидят разруху в стране, голод родичей и спросят. Я буду казнить, вдоль дорог, на деревьях будут развешены буйные головы. А кто после станет на пути крымцев? Тех же ляхов, шведов? Только такие буйные головы и станут и, если будут знать, за что воюют, то сделают это с таким остервенением, что горе врагам.
Наши войска разместились полукругом, как бы беря Смоленск в полукольцо. Часть войск базировалась во Ржеве, частью в Торопце, в Хотшине формировались все еще прибывающие резервы. Старая Русса так же не была обделена вниманием, и этот город вспомнил, что такое истинный интернационал, но в этот раз уже союзный. Во время Ливонской войны Старая Русса была взята польско-литовскими войсками, наполненными всевозможными наемниками. Сегодня же тут союзные шведы, французы и иные немцы от пруссаков до саксонцев, финны, эсты, русские… даже башкиры. Так что еще не один русский город не знал такого сборища этносов.
В целом, из того, что я увидел, можно сделать вывод, что работа была проделана колоссальная. Созданы опорные базы с продовольствием и порохом. Для группировки, что стояла в Торопце и Ржеве — это Торжок, с традиционными для этого города многочисленными складами и амбарами, сегодня забитыми провизией и наполняемыми фуражом. Для Русско-шведского войска в Старой Руссе — Псков стал опорной базой.
Сами места расположения личного состава — это череда крепостиц, созданных так, чтобы иметь возможность открыть перекрестный огонь. Вот бы сюда атаковали поляки, получили бы так, что через два дня войны запросили бы мира.
Я знал, что многие ропщут. Капать и рубить лес приходилось неустанно и зимой и вот сейчас, когда сошла вода и земля немного подсохла. Это для войн двадцатого века, да и двадцать первого — окопы главное оружие. В этом времени такая тактика более чем инновационная и шла в разрез со всякими системами местничества. Заставить работать с лопатой дворянина? Это явно задача для гениального администратора, использующего и «кнут и пряник». И Скопин-Шуйский таковым оказался. Но большинство работ все же было выполнено руками наемных крестьян, которым отплачивали продовольствием. Мало давали, очень мало, но для людей, что едят кору деревьев, пару горстей муки самого грубого помола, да к ним еще и ячменя — манна небесная.
— Это что такое? — с усмешкой спросил я.
— Понимаю, государь, как то видится, но лучше так, чем и вовсе не иметь гусарию, — отвечал мне Михаил Васильевич Скопин-Шуйский.
Рядом заржал… нет не конь, но спутать можно было легко… Ермолай — мой личный киборг-убийца, или охранник, в зависимости от того, какие задачи стоят.
Картина, действительно была с одной стороны комичной, с иной же вызывала беспокойство. Русские гусары были сплошь бородатые, часто с изрядными щеками и животом, доспехи, взятые из трофеев, были лишь на двух третях всадниках, пика минимум на полметра укорочена. Ну а самыми смешными были конструкции «крыльев» сзади всадников, сделанные из абы чего и крайне коряво. Вот и Ермолай смеялся, приговаривая про петухов и куриц. Хорошо, что сами «гусары» не слышали, как о ни них отзываются.
Всем было понятно, что выучить профессионального конника-гусара быстро, за полгода, невозможно даже при условии интенсивных тренировок. Судя же потому, что некоторые воины имели явно лишний вес, сложно предполагать об каждодневных занятиях даже в течении последних месяцев.