Это своего рода, видоизменённый подход, который использовался японцами во время «реставрации Мейдзи» в середине XIX века того мира, из которого я эмигрировал. Тогда японское правительство просто строило заводы, фабрики, не без помощи англичан, ну и отдавала феодалам в управление уже готовые предприятия. Стоит ли говорить, что Япония показала тогда «экономическое чудо»? Сравнивать периоды, менталитеты людей, условия и технологии сложно, но я был уже уверен, что и такое решение кадрового вопроса имеет право на существование.
К Луке приходят разные приказчики то от Телятевских, то от Милославских, Ляпуновых. Опыт мебельной фабрики, где заправляет приказчик от Головиных — заставил завидовать других бояр. Так что, есть с кем работать, и это хорошо!
— Ты уедешь? — спросила Ксюша, когда уже отдышалась после трудоемкой работы над созданием наследника.
— Да, — спокойно отвечал я.
— Мне страшно без тебя, — сказала жена, поудобнее пристраиваясь головой на моей груди.
— Твой дядя не допустит, да и Кремль перейдет на особый режим и тут будет достаточно охраны, чтобы сдержать и натиск армии, — отвечал я. — Ты только смотри за Машкой. Вон, опять приболела.
— Она и так менее иных детей хворает, — возразила Ксения, принимая мои слова, словно упрек.
— Менее, то слава Богу. Токмо с правильным питанием, да уходом за ней, может и вовсе не хворать, — сказал я.
Как не хотелось вот так нежиться с желанной женщиной, но дела не будут решаться без меня, такова система. Потому уже через час я открывал Военный Совет.
Боярская Дума — это не есть Военсовет. Не каждый боярин входит в этот орган управления военными действиями. С другой же стороны, в Военном Совете много персоналий, которые не входят в Думу. Тут я постарался максимально уменьшить влияние местничества, приглашая на совещание и казаков. Говорить имели право все, единственно, что люди сидели за столом сообразно положению местничества.
— Государь-император! — мужчины встали и синхронно поклонились.
— Садитесь, — сказал я.
Все расселись и смотрели решительными глазами на своего государя. Да, это я заварил кашу, от меня сейчас и ждут, что каша будет наваристой и вкусной. Был бы еще я в этом уверен. Судя по тем сведениям, что приходят, война будет уровня Ливонской. И, если тогда Россия выдержала долгие годы военных действий, которые все же подкосили экономику страны, то у нас год, а, на самом деле, только лето. Если в начале осени не закончить военные действия достойным мирным договором, то Россия получит жесточайший кризис и вероятную оккупацию многих русских земель.
— Послушаем боярина Василия Петровича Головина и государева дьяка Луку Мартыновича, — я решил открыть Военный совет не с обсуждения планов операций, или докладов о подготовке Смоленска и Брянска в войне, но с финансовых вопросов.
Головина я утвердил на должности казначея. Он показывал себя с лучшей стороны, пусть и видение экономической и финансовой системы было в моем понимании ретроградное, ну а по местным меркам, — сверхпрогрессивное. Скажем так, мои предложения в перспективе создать биржу и торговать на ней и акциями и товарами, Василий Петрович воспринял не просто в штыки, а попросился в отставку, если я буду настаивать. Не столь очевидны для Головина были выгоды от торговли, к которой он относился, как некоему придатку к сельскому хозяйству и ремеслу.
Это я знал из послезнания, насколько важна будет торговля с той же Англией в будущем. В постпетровские времена англичане оставляли в России и три и пять миллионов полновесных серебряных рублей. Пусть Англия пока еще не та, но Голландия становится именно, что «той» и нужно как-то, но привлечь голландцев своей пенькой и канатами, лесом, пушниной и вообще торговым путем в Мангазею и дальше, скормить им проход в Америку. Насколько я знал Северный путь стал реальным только после создания ледоколов. Вроде бы можно по нему пройти, но риски столь велики, что перспективы никакой.
Но пока голландцы не выходят на связь. Может Гумберту удастся что-то сделать, он сейчас должен быть в Амстердаме.
— Доходы оказались менее тех, что ожидались, — спокойным тоном сообщал Василий Петрович Головин.
Я вообще замечал, что когда этот человек начинает говорить о деньгах, он становится даже как-то… медлительным, если не сказать: заторможенным. Уж не знаю, как это расценивать, но отношение к деньгам у Головина-старшего какое-то особое, чуткое. Он, как будто опасается испугать деньги, от того никаких эмоций и не выказывает.