Однако, будь Скопин-Шуйский не столь родовитый, Шеин обязательно затеял бы местнический спор с этим юнцом. Хворостинина смоленский воевода уже успел смутить своими советами, но вот главнокомандующий оказывался не по зубам.
— Андрей, собери мне комполков! Да скажи Юрию Дмитриевичу Хворостинину, кабы пришел, как время найдет, то не срочно, но хочу с ним обсудить наше утро, — сказал Скопин-Шуйский, подражая царю, который однажды назвал полковых голов «комполками».
— Все исполню! — сказал Алябьев и поспешил из шатра командующего.
— А еще… приведи ко мне этого ляха — Михалевского, поговорю с ним, он заслужил, — усталым тоном сказал Скопин.
Андрея Семеновича Алябьева Скопину-Шуйскому посоветовал государь. И это несколько смутило Михаила Васильевича, который расценил, что к нему приставили соглядатая и не доверяют. После, поразмыслив, командующий все же принял, как неизбежное присутствие какого-то дьяка [в РИ А. С. Алябьев — участник Второго ополчения, проводил много организаторской работы].
— От сердца отрываю. Зело разумный муж это. Сгодился бы на любом месте, но и войсках нужны и писари и дьяки, — говорил государь-император.
И Скопин проникся, что такое грамотный организатор. Ведь дать приказ — это одно, но когда есть во всех полках бумаги с письменными распоряжениями, да еще и сами командиры расписались в получении, то есть с кого и взыскивать, и требовать. Порядок Алябьев наводил во многом, но никогда его деятельность не противопоставлялась решениям Скопина.
Михаил Васильевич учился уважать противника. Ему и учителя говорили, что побежденного героя можно и уважить, только не отпускать, чтобы вновь с ним не встретиться. А этот Михалевский чуть не опрокинул полки правой руки, которые были численно многим больше, но не ожидали удара. В сущности, Вацлав спас остатки войска Ходкевича, дал тому шанс сдаться.
Воспоминания накатили на Скопина-Шуйского, свежие воспоминания, двухдневной давности. Уже не раз Михаил Васильевич прокручивал в голове ход сражения, что бы понять, что можно было сделать еще, как правильно поступить, где были недоработки, а какой тактический прием сработал лучше всего.
4 мая передовые полки, при усиленной поддержке поместной и дворянской конницы, а так же башкир, начали перекрывать все маломальские дороги и направления, обкладывая осаждающее Смоленск польское войско. Устанавливались стационарные посты. Теперь никто не мог проехать к Смоленску. Остальным русским войскам было приказано спать.
В ночь на 5 мая началось выдвижение полков. Благодаря блокировке подходов к Смоленску, противник мог только догадываться, что происходит что-то неладное, так как три разведывательных польских отряда были нейтрализованы. С рассветом началась атака, целью которой были польско-литовские гусары. Скопин-Шуйский соглашался с царем в том, что война должна приносить, если не прибыль, то не быть сильно в ущерб. Коли есть возможность убить меньше хороших вражеских лошадей, так почему не сделать так? Ведь таких лошадей в России почти нельзя купить, а русская конница должна быть действенной силой.
Нельзя сказать, что гусары были перебиты спящими, ими даже была попытка контратаки, но на узком пространстве, которое было оставлено четырем гусарским хоругвям, решительно невозможно сопротивляться конным. Остальные польские войска были отрезаны от гусар и не могли помочь.
Только шестнадцать лошадей были убиты сразу, или признаны покалеченными после боя. Покалеченных пришлось умертвить. Почти две тысячи коней, из которых только двести нестроевых, заполучил в свое распоряжение Скопин-Шуйский. В купе с тысячей комплектов снаряжения — это большой вклад в обороноспособность России.
После нейтрализации польских гусар на северной окраине Смоленска, польские войска, уже понеся потери, спешно перебирались на южную сторону и концентрировались там для полевого сражения. Русские войска так же готовились. И тут командующий поставил всех и каждого на лопату. Да, были укрепления у самой крепостной стены, но Скопин посчитал, что этого мало, и приказал копать фортификации по фронту, а так же и на флангах, чтобы поляки даже не думали об фланговых ударах. С рассветом и до полдня спешно возводились укрепления хоть какие укрепления, а колья и бревна просто переносились из других участках околокрепостных фортификаций. Так же происходила перегруппировка русских сил. Из крепости выводились стрелецкие полки и часть легких пушек, что находились на северной части города.