— Интересно, — заметил Бленкс. — Но сейчас нет никаких общежитий.
— Знаешь, Марти, эти чертовы общежития в моей душе, во мне. Умру, а они все будут со мной.
— Послушай, Мухаммед, — улыбнулся Бленкс, — я — ирландец. Естественно, кое-кто из нашей семьи пошел работать в полицию. — Это была другая любимая тема разговоров. — Я точно могу сказать, полицейские терпеть не могут, когда им хамят. Полицейские тоже не машины, Мухаммед. В основном они — городские парни вроде нас. Когда они считают, что ты плохо к ним относишься, крушат все направо-налево. Ты знаешь не хуже меня — если эти свиньи к тебе прицепятся, ты пропал.
В конце концов, когда они раскрутили свое дело, Латифу пришлось уступить своему партнеру и следовать главному правилу Бленкса — держаться тише воды ниже травы, будто на дне. Бленкс даже перемещался с места на место без заранее разработанной системы предосторожностей.
Несмотря на неподдельное огорчение, Мухаммеду пришлось вести себя как человеку, который только что вышел из тюрьмы. Золото лежало в ящиках для белья, в гараже стоял пятисотой модели «мерседес» с затемненными стеклами и стереосистемой на триста ватт. Но вместо того чтобы наносить визиты двоюродным братьям и сестрам, он мог позволить себе только общаться с другими парнями, играющими по-крупному в самых роскошных и труднодоступных клубах городка.
— Понимаешь, малышка, — объяснял Латиф своей сестре Лили Браун, — Марти — самый лучший друг, который у меня когда-либо был. Черт возьми, он единственный человек, которому я позволил подойти к себе так близко. Но у него есть один большой недостаток — этот парень думает, что ему удастся прожить длинную жизнь, что его никогда не возьмут с поличным или не убьют. Это же глупо! Я, например, уверен, моя жизнь коротка, чертовски коротка. И я хочу сделать ее очень сладкой.
Лили Браун, у которой было собственное дело и собственный взгляд на вещи, согласно кивала головой.
— Но без Марти твоя жизнь была бы еще короче. — Она намекала на феноменальную жестокость Бленкса, которая удерживала других хищников на порядочной дистанции. — Ты помнишь, как он выяснял отношения с Пако Сантьяго? Марти всегда прижимает людей, которые его подставили, — напомнила Лили.
— Да, Пако пытался обскакать нас. Тогда в комнате с ним было гораздо больше вооруженных людей, а Марти сжал его морду и заорал: «Ты что?! Ты решил меня отыметь?», как будто он не мог поверить в это. Пако ему говорит: «Я ничего не мог сделать, на таможне у меня забрали половину груза, а еще придется платить своему человеку в Южной Америке». Но Марти орал ему в лицо: «Мне наплевать, если даже твоя мать засунула кокаин себе в одно место! Я не позволю менять цены! Ты что думаешь, я отмотал в тюрьме двадцать лет ради того, чтобы меня грабило какое-то дерьмо?»
Лили покачала головой от удивления.
— Ты, наверное, уже считал себя мертвым?
— Нас там было трое и шестеро этих, вооруженных до зубов. Я тогда почувствовал, Марти знает, что будет делать дальше. Пако улыбался, наверное, он думал, если все это дерьмо начнется, то Марти он уложит первым. Как бы то ни было, сделка была заключена по первоначальной цене, и мы с Бленксом смотались оттуда.
Лили покачала головой. Она наклонилась к зеркалу на кухонном столике и вдохнула полоску кокаина. Мухаммед ухмыльнулся.
— Вот это то, чего Мартин совсем не одобрял.
— Этот парень слишком жесткий, — заявила Лили. Крэк был чистым, и она чувствовала, как ее забирает. — Если держать себя в таких рамках, то зачем деньги? Можно просто найти приличную работу и жить в общежитии.
Через два часа Мухаммед Латиф и Лили Браун, сильно под кайфом, появились на Сорок девятой улице. Было около двух часов ночи, но наркоманы все еще толпились на ступеньках, ведущих в подвал, а несколько бездомных спали под дверьми. Мухаммед, который чувствовал себя как ребенок, убегавший из школы, осмотрел улицу и не увидел ничего подозрительного. Обычно игроки по-крупному редко доставляют друг другу неприятности, пока платят вовремя. В криминальную хронику бульварных газетенок попадают только мелкие уличные торговцы.
«Мерседес» Лили тоже пятисотой модели был припаркован у тротуара. На номерной табличке никаких цифр и только крупными буквами написано: «ДОМАШНЯЯ ДЕВОЧКА». Ни один вандал не осмеливался дотронуться до этой машины. Мухаммед потрогал пальцами перламутровую серую поверхность. Он видел в ней свое отражение. Не на самой поверхности, а где-то в глубине металла.