«Благодаря им все слова русского языка оканчивались на гласный, т. е. были открытыми. И не только слова но и большинство слогов. Речь поэтому была певучая, звучная…
Нас приучили думать, что в словах «день-дня», «сон-сна» в корне есть беглые согласные, которые то появляются, то убегают. На самом деле гласные там и были и есть: «дъня», «съна». И в этом может убедиться каждый внимательный человек: нужно только произнести эти слова и самому внимательно их послушать…
Эти гласные великолепно звучат в русских народных песнях: «Ты любезыная подыруженика…»
Петь с чужого голоса. Отступление.
Русские песни называют «напевными». Нам чужды ритмы хамитских племен; за звучанием их там-тамов слышится убогий словарных запас: «тык» да «дык»… Что такое вообще национальная мелодия? Как она возникла? Несомненно, — в необходимости выпевать фонемы, характерные для данного языка. Музыку ведёт слово. Оно связывает человека с его историей, а главное — с Богом-Слово. Но что происходит, когда весь эфир заполоняется однообразным американоязычным кваканьем? Шумом, слов в котором не разобрать и смысл которого большинству непонятен. Что происходит, когда тиражируется псевдомузыкальная какофония, напоминающая те «кошачьи концерты» хаотических звуков, которыми сатанисты сопровождали чёрную мессу? Следующий вопрос: кем оплачена эта мода?
Всякая мода — дело рукотворное. Мода на товар — покушение на кошелёк. Мода на мелодию и ритм — атака на психофизиологические основы жизни этноса. Диссонанс «звучания архетипа» с одной стороны и популярной музыки с другой — разрушает национальные «стереотипы поведения». Человек начинает «петь с чужого голоса». Так происходит унификация этнических характеристик.
Человек не в силах изменить свою кровь, зато положить данную ему Богом свободную волю на алтарь смешения он может. Он способен забыть язык предков, и тогда сами гены его «запоют» на англо-компьютерном сленге. И хромосомы затанцуют под такты заграничной кадрили. В этот-то момент жертва отца лжи теряет словесность как свойство богоподобия.«..остаются только сигналы, которые человек посылает в мир и получает извне. Человек (…) остается с одной сигнальной системой управления».
Новые маги экспериментируют с судьбами целых народов. В их руках — не только средства массовой информации и телебизнес. Возможно, кто-то уже держит палец на красной кнопке ментального деструктора! Кто знает, может быть, такой прибор, рекламируемый одним из московских центров психотроники, — не блеф. Значит, можно менять ментальность этноса?!
Бодуэн де Куртенэ.
Говоря о подобном понятии, Л. Н. Гумилёв прибегал к простому примеру. Представьте шеренгу солдат разных национальностей — русский, грузин, дагестанец… И вот старшина каждому из них дает пощечину. Сколь разной будет реакция! Тут же сработает «стереотип поведения»!
Очевидно, это-то и не нравится новым жрецам. Лучше, чтобы в ответ на любую пощечину все просто отдали бы честь!
Языковеды торопятся назвать эти гласные «добавочными» и сочинить по этому поводу очередную теорию. А тем временем неискушенные в теории первоклашки с хорошим слухом пишут «сентябырь»».
На этот счёт я имею личный семейный опыт. Мы порой подтрунивали над произношением нашего младшего сына Миши (у него действительно лучший из всех нас музыкальный слух). Он говорит не «тортик», а «торетик», не «Мурзик», а «Мурезик». Теперь я пожимаю Мише руку! Его певучая речь как будто вынесена наружу какой-то подземной рекой. Не видимой, но существующей.
Итак, гласные исчезают. Они не убегают в тайгу, как некогда старообрядцы. Их не «ликвидируют» по приговору «тройки», так как очевидно, что звуки эти живы. Их просто запрещают. И даже закон придумали. Есть такой «закон Бодуэна де Куртенэ». О нём пишут: «Этот проницательный ученый установил, что во многих славянских языках, в том числе в русском, действует закон: система гласных упрощается, а согласных увеличивается. (Именно и только в славянских! — Авт.). Почему эти изменения мы должны считать действием внутренних законов развития языка? Они действуют на протяжении сотен лет. За это время сложилось много общественных укладов. А закон продолжает жить…»
Про силовую «отмену» гласных — гробовое молчание. Это и понятно: ведь реформы не ветхое, отжившее из языка убирали, нет, они уничтожали живое. По сути реформами назвали истребительную войну против русского языка. Могли Бодуэн де Куртенэ (1845–1929 гг.) об этом не знать? Он утверждал, что гласные исчезают сами, — по простоте душевной или незнанию? Он, кого словарь Брокгауза и Эфрона в 1891 г. назвал выдающимся современным лингвистом, он знал. Более того, возглавлял это истребление.