Такой поворот разговора мне не понравился, но я сохранил беззаботную небрежность.
— О, да, — сказал я. — Они просто сногсшибательны. А что?
— Он кажется таким эксцентричным. Вчера я прогуливалась по Коммон, а он внезапно нагнал меня и пробежал мимо. Он был в старом свитере и кепке. Я посмотрела на него, а он приложил руку к козырьку и побежал дальше.
— Странно, — сказал я, осушая бокал портвейна, в котором испытывал большую нужду. — Совершенно непонятно.
— А сегодня утром я выглянула из окна и увидела, что он скачет через скакалку, будто ребенок. А после этого вдруг принялся подпрыгивать и бить кулаками по воздуху, словно у него начался какой-то припадок. Не знаю, все ли у него в порядке с головой.
Я читал ее мысли: она про себя взвешивала, разумно ли и дальше пользоваться услугами свихнутого дворника. Необходимо было принять самые эффективные меры.
— Думаю, дело в нынешнем повальном увлечении физическими упражнениями, тетя Джулия, — сказал я. — В наши дни, куда ни погляди, ничего другого не увидишь. И по-моему, это очень даже неплохо. Здоровый дух в здоровом теле, и так далее. То есть, если дворник предпочитает заполнять свой досуг скаканием через скакалку для укрепления печени вместо того, чтобы ошиваться на кухне с кружкой пива, так с точки зрения нанимателя это же самое оно?
— Пожалуй, ты прав, — сказала она задумчиво. И затем, поскольку в застольных беседах у нее есть манера переходить на личности, добавила: — Было бы неплохо, Стэнли, если бы ты тоже поупражнялся. Ты все больше выглядишь одутловатым.
Я с быстротой молнии использовал открывшуюся возможность. Как в свое время Наполеон.
— Вы абсолютно правы, тетя Джулия, — сказал я проникновенно. — С этой минуты и далее я буду каждый день немного боксировать с дворником.
— Может быть, он не умеет боксировать?
— Я его научу.
— Не знаю, могу ли я одобрить якшанье моего племянника с дворником.
— Какое же это якшанье, тетя Джулия? Между якшаньем и ударом по сопатке существует большая и глубокая разница.
— Ну, хорошо. Полагаю, вреда это не принесет. По словам Окшотта, он очень вежливый и почтительный молодой человек, так что, пожалуй, особых возражений против того, чтобы ты боксировал с ним, нет. А тебе, безусловно, следует начать упражнения безотлагательно. Ты становишься просто толстым.
Вот так. Немножко дипломатии, Корки, парочка приемчиков старины Макиавелли — и с проблемой тренировок Боевого было покончено.
Соответственно каждое утро точно в десять я отправлялся в глубину сада, и мы отрабатывали два-три приятных раунда. И вновь я чувствовал, что Провидение ведет себя по-честному с тем, кто это заслужил. Мне казалось, что моя доля щедрого приза, предложенного победителю администрацией Уайтчепелского стадиона, уже у меня в кармане.
И текли счастливые дни.
Однако, Корки, на голубом горизонте собирались тучи, и вскоре они темной пеленой затянули небеса. Хотя я этого не подозревал, но Эдем «Кедров» на Уимблдон-Коммон прятал змею, причем змею высшего сорта.
Я подразумеваю Окшотта, дворецкого.
Обнаружил я это далеко не сразу. Собственно говоря, до середины второй недели я вообще про Окшотта не думал, хотя с облегчением узнал, что он одобряет Боевого. Ведь в распоряжении дворецкого есть столько возможностей омрачать жизнь нижестоящих! Например, одного слова Окшотта, что, по его мнению, Боевой не годится для исполнения высоких дворнических обязанностей, было бы достаточно, чтобы моя тетка тут же его уволила. Однако Окшотт нашел его вежливым и почтительным. А Окшотт был благородной душой. То есть так я считал тогда. И ошибался.
Ну, как я упомянул, Корки, счастливые дни текли и текли. Но постепенно мной начала овладевать смутная тревога. И я объясню тебе почему. А потому, что, боксируя с Боевым, я начал замечать в нем тончайшую перемену.
Ты видел Боевого Билсона на ринге, Корки, и ты знаешь, каков он в лучшие свои минуты. Разумеется, я не ждал, что он станет выкладываться в дружеских обменах ударами с типусом вроде меня, которого он мог бы тут же послать в нокаут. Тем не менее я ждал чего-то такого-эдакого. Ну, некоторой забористости, так сказать, малой толики положенного задора. А вот их-то явным образом и не хватало.
Перчатками я работаю неплохо, но, в конце-то концов, я просто любитель и как таковой не имею права излишне часто врезывать профессионалу. Но он-то вовсе не имел права булькать, когда я врезывал, — булькать наподобие прохудившейся цистерны. И мне не нравилось ощущать его живот, когда я наносил удар туда. Дрябловатый. Живот человека, который излишне себя ублажает. Я очень проницательный типус, Корки, и мне не потребовалось много времени усечь, что в тренировки вкрадываются какие-то нарушения. Я решил навести справки.