Ну, естественно, спрашивать самого типуса смысла не имело. Не знаю, насколько живо ты помнишь этого Билсона, но, возможно, ты не забыл его особую манеру разговаривать. Скажешь ему что-нибудь и делаешь паузу для его ответа, а он стоит себе, и его лицо — если это можно назвать лицом — ничегошеньки полминуты не выражает. Ни единый мускул не вздрагивает, пока слова постепенно складываются под железобетонной черепушкой. Затем рябь — что-то поднимается к поверхности. Затем тусклый проблеск в глазах. Затем губы подергиваются. И наконец, «а!», или «о!», или «эк!», или еще что-то. Чтобы извлечь из него хоть какие-то факты, потребовались бы часы.
Потому я воздержался от расспросов бедного косноязычного олуха, а прямиком направился к кухарке, женщине, чьи пальцы всегда лежат на пульсе жизни «Кедров». Запомни это, Корки. Если тебе когда-нибудь потребуется что-то узнать, обращайся к кухарке. Щупальца кухарки дотягиваются до самых укромных углов. Любые сплетни рано или поздно доходят до нее. Так было и в данном случае. Она оказалась полностью осведомленной о положении вещей.
Беда заключалась в том, что мистер Окшотт взял этого дворника под свое крыло. Приглашал его к себе в логово на портвейн и сигары. За столом настойчиво угощал всякими деликатесами. Следил, чтобы он купался в пиве. Говорила она про это язвительно, потому что принадлежала к старой школе, придавала надлежащее значение социальной иерархии и чувствовала, что дворецкий роняет свой престиж, панибратствуя с дворником в буфетной.
Что до Боевого, его лучшее «я», видимо, совсем откинуло копыта. Беспечно не замечая, что его талия ежедневно утолщается на четверть дюйма, он ходил за Окшоттом по пятам и опивался его портвейном без малейшего зазрения совести.
Понимаешь, что произошло, Корки? Мне с самого начала следовало учесть в моих планах такую возможность. Но каким-то образом я упустил ее из вида. То есть против тренирования боксера в доме твоей тетки имеется одно возражение: там он неизбежно окажется в обществе дворецкого и более чем вероятно, что последний собьет его с пути истинного.
Ты когда-нибудь задумывался о том, какое воздействие должен оказать дворецкий на тупоголового пролетария вроде Билсона? Уж конечно, самое сокрушающее. А Окшотт принадлежал к типу дородных, осанистых прелатообразных дворецких. Человек, умеющий произвести впечатление. Повстречав его на улице и проигнорировав жуткий котелок, который он водружал на голову, выходя из дома, ты принял бы его за епископа в штатском или по крайней мере за полномочного посланника при каком-нибудь из наиболее могущественных дворов.
Лично я, однажды столкнувшись с ним в Александра-Парке после второго заезда и распознав в нем типчика с задатками игрока, уже не испытывал к нему благоговения, которое он вызывал в других. И с тех пор относился к нему скорее как к одному из своих ребят, чем как к дворецкому. Но мне было ясно, что Боевому Билсону, типчику, выросшему в грубой обстановке Уоппингских доков и всю жизнь считавшему сливками общества букмекеров, обслуживающих стоячие места на трибунах, Окшотт должен был мниться существом из иного, недоступного мира. Так или не так, но ясно было одно: он оказался в плену неотразимого обаяния этого дворецкого и требовалось незамедлительно принять меры, чтобы положить конец пьянящему воздействию указанного обаяния, пока еще не поздно.
Я тут же направился на поиски Окшотта и нашел его у кабинета моей тетки, дверь которого он как раз закрыл за собой.
— Визитер к мисс Укридж, сэр, — объяснил он.
Визитеры моей тетки меня не интересовали.
— Окшотт, — сказал я, — мне надо с вами поговорить.
— Слушаю, сэр.
— С глазу на глаз.
— Если угодно, сэр, мы можем уединиться в буфетной.
Мы уединились там, и я начал:
— Речь пойдет о дворнике, Окшотт.
— Да, сэр?
— Я слышал, вы угощаете его портвейном.
— Да, сэр.
— Вам не следует это делать.
— Портвейн не марочный, сэр.
— Меня не интересует, какой это портвейн. Я имею в виду, что…
Я умолк. Мне стало ясно, что объяснение предстоит не из легких. Пожалуй, следовало положить карты на стол.
— Послушайте, Окшотт, — сказал я. — Мне известно, что вы знаток в области спорта…
— Благодарю вас, сэр.
— … а потому я открою вам секрет, разглашение которого очень нежелательно. Этот типус Билсон на самом деле — боксер. Я его менеджер, и он тут под моим присмотром тренируется для чрезвычайно важного матча…