Не побоюсь признаться, Корки, что почти двое суток я оставался в полной прострации. При всей моей находчивости выхода я не находил.
Но разумеется, для типуса с моим экстраординарным мыслительным чутьем любой тупик рано или поздно перестает быть тупиком. Идея не может не родиться, что и произошло под вечер второго дня. Я возвращался из министерства иностранных дел, где подоил Джорджа Таппера — не без труда и опасений — на пару фунтов, и вдруг мой мозг, исследуя все возможности, внезапно клюнул. Словно глас с небес проревел мне на ухо одно-единственное слово — «Флосси»! Я понял то, что мне следовало бы понять с самого начала! Для пробуждения лучшей стороны натуры Боевого Билсона требовалось кроткое женское влияние. Урезонить его могла только его нареченная.
Я пришел к выводу, что интересы указанной Флосси совпадают с моими. Для нее, как и для меня, было жизненно необходимо, чтобы шестнадцатого Боевой вышел на ринг в наилучшей форме. Ее, как я упомянул, уже начинала выводить из себя сонная беспечность, с какой мужчина ее мечты позволял дням проходить за днями, и никакого свадебного торта на горизонте. Разница в гонораре победителя и побежденного для нее означала разницу между святыми узами брака с пылу, с жару и очередным томительным ожиданием. Естественно, в решении этой задачи она всем сердцем будет со мной. Махнув проезжавшему такси — что я благодаря щедрости Таппи мог себе позволить, — я помчался в «Голубой якорь» в Найтсбридже, где, как поставил меня в известность Билсон, она недавно приняла пост вице-президента при пивном насосе.
Если не ошибаюсь, Корки, когда Флосси на краткий миг вошла в твою жизнь, она тебе не очень понравилась. Помнится, я как будто слышал от тебя какие-то жалобы и нарекания. Ну, бесспорно, она не всеобщий идеал. Перехлест с перекисью водорода, если ты настаиваешь, и манеры чуть излишне фамильярные на взгляд педантов в этом вопросе. Однако в данном кризисе я не мог бы найти союзницы лучше. Взять хотя бы целеустремленность… ну, когда я скажу тебе, что она не пожалела времени на то, чтобы выбрать более тяжелый из двух своих зонтиков на случай, если ее жених вздумает огрызаться, ты поймешь, что я имел полное право рассчитывать не просто и не только на моральную поддержку с ее стороны. Мы вместе смело отправились в Уимблдон, готовые к любой судьбе.
Естественно, мы понимали, что нанести визит в «Кедры» требовалось незамедлительно. Мое сообщение о Боевом убедило ее, что зло укоренилось слишком глубоко и меры следовало принять безотлагательно. Она намеревалась постучать в заднюю дверь, потребовать Билсона, ухватить его — когда он появится — за левое ухо и за таковое ухо вернуть его на путь праведности.
— Он и его портвейн! — твердила она, и что-то в ее тоне преисполняло меня приятным предвкушением. Никогда еще ни одна девушка не внушала мне такого восхищения. Ну, просто Боадицея на боевой колеснице.
Путь до Уимблдона обошелся, разумеется, недешево, но нельзя считать пенни, когда на карту поставлены великие дела. Мы проделали этот путь в такси, и ты получишь некоторое представление о моем душевном состоянии, когда я скажу, что созерцание цифр, выскакивающих на счетчике, не вызвало у меня и тени обычной тошноты. Я относился к ним с полным равнодушием. Я чувствовал себя, как тот французский генерал, который доставил резервы во время сражения на Марне в парижских такси. По-твоему, его тревожили цифры на счетчиках? Разумеется, нет.
И вскоре впереди замаячила такая знакомая улица, и мы остановились перед «Кедрами», и я высадил Флосси, чтобы она зашла с тыла, постучала в заднюю дверь и приступила к действиям. Учитывая все обстоятельства, я счел за благо остаться в наемном экипаже. У моей тетки есть неприятная привычка иногда по вечерам работать в саду, а я принципиальный противник того, чтобы меня обдавали гербицидом или изгоняли с территории лопаткой.
Пока длилось ожидание, мы с шофером обменивались мнениями о приближающихся скачках в Херст-Парке, а затем вернулась Флосси с пустыми руками.
— Он пошел в кино, — возвестила она. — Вместе с этим дворецким.
— Давно?
— Да нет.
— Тогда ату их!
Одно слово шоферу, и мы помчались к уимблдонской «Ротонде». И первым, кого мы увидели, приблизившись ко входу, был Боевой. Он стоял там в обычной позе глубоких размышлений ни о чем, и Флосси кинулась на него, как обработанная перекисью водорода тигрица.