Смотреть на Драко было невыносимо. Хотелось одновременно швырнуть чем-нибудь в его лицо и попросить прощения за брошенные слова. Но он никогда не извинялся за то, что говорил, так почему она должна?
Пока Гермиона не решила, что предпримет дальше, Выручай-комната стала лучшей подругой девушки. Там никто не мог добраться до неё.
В том числе и Гарри с Роном, которые правда выглядят обеспокоенными. Но как им объяснить, что их беспокойство наоборот тяготит? Ей приходится переживать и об их чувствах, а следовало бы со своими разобраться.
Малфой был прав — она понятия не имеет, что делать со своей жизнью. И Гермиона не знает, как это изменить.
— Я теперь староста, Гарри, — буднично пожимает плечами, а взгляд ненароком цепляется за бледное лицо за столиком поблизости. — Обязанностей больше, знаешь ли. Домашнюю работу тоже никто не отменял. Да и Макгонагалл хочет…
— Гермиона, — на этот раз Рон. Девушка начинает изучать обстановку, чтобы не ловить его сожалеющий взгляд. — Если тебе нужна помощь — скажи.
Ей не удается сдержать нервного смешка.
— Ты хочешь заняться составлением графиков дежурств, Рональд?
— Нет, но…
— Тогда предоставь мои обязанности мне, — получается жестче, чем хотелось бы, и гриффиндорка спешит добавить. — Прости. Я не собиралась грубить.
Конечно, она не собиралась, но сделала это.
Все чаще ловит себя на том, что стала раздражаться из-за пустяков и способна сорваться на любом, кто просто косо посмотрит в её сторону.
Напоминает себе Малфоя.
Бесит.
— Просто скажи, если тебе сложно, и мы что-нибудь придумаем, — ободряюще улыбается Гарри и Гермиона мысленно благодарит его за понимание. За то, что прекращает этот допрос.
За слизеринским столом начинается движение и спустя пять секунд Грейнджер ощущает аромат свежести рядом с собой. Если бы её попросили описать запах зимы, она назвала бы имя Малфоя.
Он проходит мимо, глядя строго перед собой.
Запах парня тяжестью оседает на легких, внутри что-то сжимается.
Девушке становится тяжело дышать. Невыносимо сложно находиться под понимающе-жалостливыми взглядами друзей и осознавать, что ни черта они, блин, не понимают. А если бы понимали, вряд ли жалели бы её.
Гермиона опускает руки на колени, скрывая дрожь в пальцах.
Ей стоит отказаться от этой должности. Съехать из Башни старост. Нет, лучше вообще из Хогвартса. Драко прав, она сломленная героиня войны. Так может, ей лучше таковой и остаться? Все равно не знает, чего хочет от жизни. Не лучше ли прекратить трепать себе нервы, уехать куда-нибудь подальше отсюда и жить, как обычный человек?
Гриффиндорка нервно улыбается своим мыслям. Как будто она когда-нибудь сможет жить, как маггл. После знакомства с миром магии добровольно вернуться туда, где ничего этого нет?
Полное сумасшествие.
И все же, находиться здесь невозможно.
— Я подышу воздухом, — и снова эти взгляды. Мерлин, нет. Ей нужно уйти отсюда, иначе стошнит. По правде говоря, Грейнджер не знает, где станет легче дышать. Потому что ей не удается сделать нормальный вдох уже третий день подряд.
Не накидывает пиджак, просто торопится поскорее выйти на улицу.
Прохладный ветерок растрепывает волосы, которые Гермиона так тщательно пыталась приструнить. Цокает языком от досады — все бестолку.
В Хогвартс идти нельзя, все же она обещала мальчикам вернуться, а кошелек остался в верхней одежде, так что нет смысла заходить в Сладкое королевство или Волшебные перья. Что ж, тогда…
Руки застывают на месте, так и не достигнув карманов на кофте. Малфой стоит немного дальше от входа в паб — шагах в пяти от Гермионы. Как могла не заметить его?! Идиотка.
Они смотрят друг на друга около минуты, не зная, то ли сказать что-то, то ли мимо пройти. Девушке совершенно некстати приходит в голову мысль, что Драко уже давно не зачесывает волосы назад, как делал это на шестом курсе. Блондинистые пряди спокойно падают на лоб, слегка подрагивая от порывов ветра.
Так красивее.
Ей хотелось бы увидеть тот огонь в его глазах, что обычно присутствует после каждой ссоры, но серые радужки больше похожи на лед. Ничего не выражают, будто их владелец лишился эмоций.
Гермиона не знает, как действовать в данной ситуации. Лучше бы он злился — тогда сценарий стал бы ясен.
Она не должна извиняться. Не должна оправдываться. Ей нечего сказать. Ей нельзя ничего говорить ему.
Поэтому она выбирает второй вариант — и молча начинает приближаться к парню, а потом обходит его, избегая зрительного контакта.
— Они ни черта не видят, да?
Голос Драко действует как заклинание, которое сама Гермиона не так давно применила к нему. Ноги будто прирастают к земле.
Сердце снова ускоряет свой ритм и девушке хочется вырвать его из груди, чтобы остановить это. Но она лишь погружает руки в карманы, оборачиваясь к Малфою.
Когда они в последний раз разговаривали? Ощущение, словно вечность прошла, хотя на деле всего три дня. Его голос звучит иначе: в нем не чувствуется та горечь и гнев, что присутствовали при последнем диалоге, Гермиона не ощущает выливающегося на голову яда.
Его голос звучит спокойно. Слишком спокойно.
— О чем ты? — её звучит не лучше. Хрипло, будто девушке приходилось жить в молчании последние несколько недель.
— Твои псы, — Драко кивает в сторону паба. — Не замечают, что подружка сходит с ума?
— Замолчи, Малфой.
— Почему это?
О, нет.
Нет, нет, нет.
Замри.
Не приближайся.
Драко делает несколько шагов в сторону Гермионы. Мозг кричит, чтобы она отошла, увеличила расстояние между ними, но ни одна попытка сдвинуться с места не заканчивается успехом. Гриффиндорка только поднимает голову, в этот раз с готовностью встречаясь с ледяными глазами парня.
— Правда глаза режет? — и вот он снова усмехается. Своей привычной нахальной улыбкой, которая выводит Грейнджер из себя.
Тогда почему не удается разозлиться сейчас?
— Какая еще…
— Гермиона! — дверь паба стремительно распахивается, но еще до того, как увидеть владельца голоса, узнает в нем Гарри.
Она, вероятно, плохо соображает из-за холода, а может паника бьет в голову, но Гермиона хватает Малфоя за край черного пиджака и тянет за собой — они прячутся за углом здания Трех метел.
— Грейнджер… — в шепоте Драко слышна насмешка, но закончить предложение ему не суждено, потому что девушка шикает, прикладывая указательный палец к своим губам.
И, слава Мерлину, это срабатывает — слизеринец затыкается!
Голос Гарри еще раз произносит её имя, но не добившись результата, друг возвращается в паб. Из горла вырывается слабый, но нервный вздох. Вздох облегчения. Если бы Поттер увидел их, вопросов возникло бы еще больше. Сейчас друзья находятся в таком состоянии, что абсолютно любое действие со стороны Гермионы вызывает вопросы. А милая беседа с Драко уж подавно стала бы поводом для разговора. Если, конечно, не привела бы к потасовке.
Только сейчас гриффиндорке выпадает возможность оценить, в какой ситуации они оказались: Малфой прижат спиной к каменной стене, а она буквально наваливается на него, все еще крепко сжимая края пиджака руками.
Глаза девушки ползут на лоб. Грейнджер редко краснеет, но, может поклясться, сейчас на лице проступил слабый румянец.
На пиджаке остаются складки, когда она разжимает ладони.
Медленно опускает руки вдоль тела и намеревается сделать шаг назад.
А потом ощущает прикосновение к своей талии — Малфой жестко возвращает Гермиону в исходное положение. Она даже не ойкает, только приоткрывает рот, чтобы судорожно глотнуть воздуха.
Гермиона не знает теплая ли его ладонь, но такое чувство, будто кофта на ней растворяется и Драко касается оголенной кожи. Она вся будто превращается в нерв.
И, Мерлин, только не это.
Грейнджер готова выпить яду прямо сейчас, чтобы перебить тех бабочек, что порхают в животе. Абсолютно идиотское сравнение, которое обычно используют в книгах, но она правда не знает, как описать это чувство другими словами.