Парень ничуть не страдал от расставания с теми помещениями.
Но несмотря на доводы рассудка, ноги уже вели его по направлению к единственной не затронутой временем двери. А рука с палочкой непроизвольно сжималась и разжималась. Малфою стоило больших усилий не обернуться и не прислушаться к звукам позади: из коридора, ведущего к проходу под лестницей, и дальше по поместью, куда двинулись две девушки.
Он знал, что ничего не услышит, а потому предпочел не заставлять себя нервничать еще сильнее. Грейнджер позаботится о Пэнси, а Пэнси позаботится о Грейнджер.
Как и ожидалось, за дверью его встретил промозглый воздух, пропитанный пылью, и длинный коридор, вдоль которого с двух сторон тянулись ряды дверей. А точнее, переплетения железа — решетки, напоминающие вход в клетку. Впрочем, клетками эти небольшие помещения и являлись.
Во времена правления Волан-де-Морта Малфой-младший и думать не хотел, кого держали в подземных камерах Мэнора. Он не слышал криков и, как бы эгоистично это не звучало, старался не подпускать лишних мыслей о пленниках. Тогда он был слишком напуган сожительством с самым могущественным темным волшебником и поставленной перед ним невыполнимой задачей, чтобы позволять еще каким-либо тревожным мыслям проникать в разум.
Малфой научился воздвигать стены вокруг своего мозга, но сейчас они не спасали от мурашек, покрывающих тело.
Но Драко не боялся. Вернее, не за себя.
Он не разрешал себе думать о Грейнджер и Паркинсон, но Нарцисса не вылезала из головы с того самого момента, как они добрались до Хогсмида сегодня вечером. И Люциус, конечно, тоже, но мать заботила слизеринца куда больше. Невинная жертва стремлений мужа, как и сам Драко.
Он двинулся к распахнутым решеткам камер, освещая дорогу Люмосом, и не переставая оглядываться по сторонам.
Едва парень миновал первые камеры по обе стороны от себя, из второй раздался хриплый, словно простуженный голос:
— Драко.
Он дернулся влево, заливая помещение светом палочки, и еле удержал себя на ногах. Прежде, чем взгляд успел остановиться на обратившемся к нему человеке, Драко увидел два стула с привязанными к ним спиной к спине родителями. Нарцисса не отводила испуганного взгляда от сына. Но страх этот был вызван не её дальнейшей судьбой. Малфой ненавидел этот взгляд — вот так она смотрела, когда нашла его в Хогвартсе, заполненном сражающимися Пожирателями и Орденом.
Люциус же был повернут лицом к каменной стене, и даже при огромном желании не смог бы обернуться. Драко был даже рад этому. Несмотря на нынешние отношения с отцом, он ненавидел панику в его глазах ничуть не меньше, чем в глазах Нарциссы.
Потому что это буквально закон, со знанием которого рождается ребенок — если напуганы родители, значит, и тебе стоит бояться.
Малфой старался не показать шока, когда поднял глаза на фигуру в углу открытой камеры, где сидели пленники. Человек умело прятался в тени, но свет от Люмоса уничтожил его убежище.
— То-то я думал, почему тело не нашли? — ледяным тоном сказал Драко.
Собеседник хрипло рассмеялся, едва не сорвавшись на кашель, и вперился в Малфоя знакомым безумным взглядом.
— Так это твоих рук дело? — Драко обвел пространство рукой, словно здесь находились не только они, но еще и Розье-старший, родители Пэнси и отец Нотта. — Или сговорился с восемнадцатилетней девчонкой?
Краем глаза слизеринец видел, как напряглась Нарцисса, стоило человеку сдвинуться на шаг. Черное платье женщины, некогда элегантное — как раз для семейного ужина, — покрывали пятна пыли и грязи, а белые волосы спутались, словно кто-то тащил её за них. Малфой стиснул зубы, не позволяя себе разглядывать внешний вид родителей.
Он не нашел их палочек в Мэноре, но вряд ли они оставались у владельцев. Значит, когда избавится от пут и освободит их, нужно учитывать, что оба беспомощны.
— Борцы за справедливость не в моем вкусе, — насмешливый ответ эхом отразился от стен подземелья. — Но она упрямо сражалась с Империусом. Недолго, но упрямо.
Малфой не заметил ничего странного в поведении Далии в поместье Паркинсонов, но он отлично знал о действии этого заклинания — второго после Авады любимого способа Темного Лорда добиваться своего. Выходит, разум Далии контролировали долгое время и периодически подпитывали заклинание. Искусно созданный Империус не так-то легко различить, особенно когда волшебник, попавший под чары, находится в окружении малознакомых людей, и те не могут знать всех особенностей его поведения. А потому и внезапных перемен заметить тоже не могут.
В минуты, когда Далия не выполняла чужие поручения, помнила ли она о том, что на её разум наложили непростительное? Даже если и помнила, сообщить не могла.
— Убивать руками ребенка — так низко, — цокнул языком Драко.
Мозг лихорадочно продумывал план отступления: выход всего один, сбоку от Малфоя, но для начала необходимо освободить родителей и отправить их в безопасное место, чтобы после заняться отмщением. Увы, сделать это незаметно не получится никак, а Драко намеревался вытащить как можно больше сведений из собеседника, прежде чем воспользоваться Авадой. Потом он предоставит свои воспоминания Визенгамоту, если девушки успею перехватить Далию и передать её Министерству раньше, чем раскроется правда.
Его палочка все еще была направлена на определенную точку, так и норовя выпустить смертельный зеленый луч.
— Убивать руками ребенка? — снова ехидный смешок. — Первая расплата была совершена исключительно моими руками. С остальными… Далия просто упростила задачу по поимке этих предателей. Ведь какая опасность может крыться в тощей, миловидной девчонке?
По подземелью разнесся зловещий смех.
В одном Гермиона уж точно была права: их цель — сумасшедший человек. Псих.
— И в чем был смысл? Неужели зависть?
Лицо стоящего напротив человека исказила гримаса гнева. Задетая самооценка вылилась градом ядовитых слов:
— Зависть?! Завидовать крысам, преклонившим колени при первых же трудностях?!
— А под трудностями, стало быть, ты имеешь в виду смерть Волан-де-Морта? — небрежно бросил Малфой.
— Волан-де-Морта? — брезгливо повторил собеседник. Но брезгливость относилась отнюдь не к прозвучавшему имени, а к тому, кто его произнес. — Быстро же ты, щенок, потерял страх после смерти предводителя. Помнится, и глаза-то на него поднять боялся.
Да, боялся.
Боялся за свою жизнь, за жизнь родителей.
Драко не отвел взгляда и никак не выказал стыда за трусливое поведение в прошлом. До сих пор он предпочитал думать, что пусть и не улучшил положение их семьи в то время, ухудшать его тоже не стал.
— Так это месть? — приподнял брови Малфой. — Ох уж эта идиотская преданность. Видимо, в Хогвартсе тебе все мозги отшибло — не Пожиратели расправились с предводителем.
— Это месть, но не за его смерть, — в кривых, словно ветви деревьев, пальцах была зажата палочка. Она не была направлена на Драко, но он чувствовал, что древко взметнется в его сторону быстрее, чем запретное слово на букву «А» слетит с его языка.
— Тогда за что? За твою судьбу?
Стоящий перед ним человек в своем безумии не уступал Волан-де-Морте. Впрочем, Малфоя это ничуть не удивляло — именно таким его собеседник навсегда отпечатался в памяти.
Иногда Драко задумывался, был ли таким же долбоебом, слепо следуя идеологии отца? Казался ли таким же сумасшедшим, лишенным рационального мышления, и неспособным самостоятельно выбирать жизненный путь? Очевидно, да. И, глядя в лицо одной из своих слабостей и ошибок, еще больше желал покончить со всем одним взмахом палочки.
— Моя судьба — самое благородное, что осталось от наследия Темного Лорда, — от этой гордости в хриплом голосе хотелось блевать. — А эти крысы, — палочка в кривых пальцах указала в сторону связанных родителей, но речь явно шла обо всех амнистированных Пожирателях. — Принялись целовать ноги Министерству, переметнулись на сторону врага, даже не выказав должного сожаления о смерти Темного Лорда и не попытавшись продолжить его дело.