— Поттер, — сквозь зубы прошипела Пэнси. Каждое слово сопровождалось ужасающей болью в районе виска.
Тот вздрогнул, поднимая зеленые глаза на Паркинсон, и подорвался к койке, но целитель вовремя перекрыл ему дорогу, как бы намекая, что пациентке нужна помощь и отдых.
— Малфой-Мэнор, — Пэнси не знала, сколько в запасе времени до отключки, потому что мысли знакомым образом начали путаться. Лучше начать с главного. — Родольфус Лестрейндж. Всё он. Далия под Империусом. Грейнджер и Малфой… — она шумно втянула носом воздух. Глаза начали закатываться. — Малфой-Мэнор…
Целитель коснулся палочкой её виска, но обрадоваться медицинской помощи Паркинсон не успела. Ровно как и не услышала хлопка двери и удаляющихся шагов Поттера.
Она сказала. Сказала.
***
Разум Далии Эйвери заметно пострадал от жестоких вмешательств, длившихся больше месяца. Она едва ли могла вспомнить что-нибудь, дальше своего прибытия в Британию, остальные картинки были смазаны и запутаны, так что аврорату, совместными усилиями со Св.Мунго, пришлось повозиться, чтобы безопасным способом извлечь нужные сведения.
Далию оставили на долгосрочное лечение, но девушка как минимум не лишилась рассудка, что, по словам целителей, было сродни подарку судьбы.
Веритасерум помог вытащить сведения из Лестрейнджа, и, признаться честно, Гермиона с куда большим удовольствием восприняла бы известие о его мучительной смерти после перенесенных десятков Круциатусов. Но она все равно заставила Гарри и Рона без утайки рассказать то, что удалось раскопать.
Зацепка Пэнси оказалась верной — Далии еще не было в стране, когда Родольфус выловил Розье-старшего в Лютном переулке и жестоко истязал в каком-то отдаленном углу леса. Грейнджер надеялась, что будут приняты дополнительные меры по контролю за прибывающими в Министерство, когда стало известно, что с помощью сети летучего пороха в атриум беспрепятственно проник и так же незаметно исчез посторонний.
В Пророке появились миллионы статей о героизме Гермионы Грейнджер, пока она не пригрозила, что найдет Скиттер и заставит съесть чертовы статьи. Уж не знает, что Гарри наговорил этой дилетантке, но на следующий день появилось несколько хвалебных статей уже о Пэнси и Малфое.
Гермиона обрадовалась, что они все лежат в разных палатах, иначе её убили бы за подобный подарок.
И ни слова не было написано о Министерстве, и пальцем не шевельнувшим для раскрытия преступления. Зато теперь они без конца кружили вокруг Гермионы и Далии (Пэнси запустила в Главу Отдела магического правопорядка вазой, и больше тот не появлялся на пороге её палаты), желая скорейшего выздоровления первой, и принося извинения второй.
Грейнджер втайне надеялась, что и Далия рано или поздно запустит в них чем-то. Никакие извинения не исправят того, что она заманивала и похищала людей против собственной воли, а потом смотрела, как чокнутый Пожиратель издевается над ними, пока не убьет. Гермиона не хотела спрашивать, кто перемещал тела из поместья Эйвери, но что-то подсказывает, что она и сама прекрасно знает ответ.
На четвертый день, когда Гарри, Рон и Джинни прекратили дежурить у её койки (тему Малфоя больше не затрагивали, и это был чуть ли не первый раз, когда Гермиона обрадовалась своему положению пациентки – даже если друзья все еще были недовольны, демонстрировать это не стали), и были вынуждены вернуться в Хогвартс, на занятия, в палате появился Перси.
Столько сожаления в последний раз она видела на его лице в тот день, когда Перси извинялся перед матерью за слепую преданность Министерству и предательство семьи. Грейнджер могла поклясться, что видела слезы в голубых глазах перед тем, как парень обнял её.
Гриффиндорка уже давно сожалела об отвратительном завершении их диалога в Хогсмиде. Они оба не вспоминали о том, что произошло в тот день, но Гермиона решила, что им не стоит видеться какое-то время. По крайней мере пока чувства парня не угаснут. Ответить взаимностью она не могла, равно как и смотреть на мучения друга.
Единственный, о ком Гермиона продолжала думать, находился в соседней палате, но большую часть времени проводил во сне.
Первые несколько дней Грейнджер не могла говорить. Она сорвала голос, когда Гарри оттаскивал её от Малфоя и открывал дорогу Снейпу, но никаких серьезных повреждений на теле девушки целители не обнаружили. От раны на плече избавились за несколько минут, однако каждый последующий день, когда Гермиону отказывались выписывать, медсестра приносила пузырьки с зельями.
Грейнджер догадывалась, что лишь некоторые из них для восстановления правой руки, боль в которой пришлось заглушить еще до аппарации в Малфой-Мэнор, остальные же наверняка были успокоительными. Но зелья не погружали её в сон и не замедляли мозговую активность, поэтому Гермиона с готовностью принимала их.
Вероятно, если бы не эти пузырьки, она ревела бы все то время, что сидела у койки спящего парня. Грейнджер продолжала бороться с внутренней болью, пока сжимала его прохладную ладонь и смотрела на трепещущие ресницы. Но хотя бы дрожь в руках утихла.
По прошествии пяти дней Гермиона прекратила читать о том, как Родольфус Лестрейндж из газет узнал о прибытии Далии в страну и решил воспользоваться доброй репутацией девушки, и легким взмахом палочки сжигала каждый выпуск Пророка, который оказывался на её тумбе.
После завтрака она обычно ходила к Пэнси, восстанавливающейся после перенесенных Круциатусов и травмы головы, потом обедала и шла к Драко. В субботу должны были явиться Гарри и Рон с Джинни, и она намеревалась поднять тему выписки. Вообще-то, Гермиона вот уже второй день планировала обсудить этот вопрос с целителем, но… Если тот решит, что девушка здорова, ей придется вернуться в Хогвартс. Одной.
Она накидывала кардиган на плечи, собираясь отправиться в соседнюю палату, когда дверь внезапно распахнулась.
Гермиона закатила глаза:
— Мерлин, я уже одевалась… — чтобы идти к тебе.
Но на пороге стояла вовсе не Пэнси.
Руки Гермионы повисли вдоль тела, так и не закончив застегивать пуговицы. На прикроватной тумбе стояли опустошенные зелья, но, вероятно, успокоительные не успели подействовать, или же оказались слишком слабыми, потому что девушка начала всхлипывать.
Он все такой же бледный, как пять дней назад. Она и так видела, что Драко практически сливается с белым постельным бельем, но сейчас…
Сейчас, когда он застыл у двери, опираясь на стену рядом, и расфокусированным, словно только проснувшимся взглядом неотрывно глядел на Гермиону, из неё словно выкачали весь воздух, возвращая в Мэнор.
— Всё еще никаких манер, — ослабленным голосом прошептал Малфой.
Парень едва стоял на ногах, но Грейнджер бросилась ему навстречу, глотая слезы, и знакомые руки привычным образом обвили талию гриффиндорки, подхватывая. Она искренне старалась не наваливаться на Драко, но тот прижимал её к себе с такой силой, словно это она выглядит, как ходячий труп, а не он.
Слизеринец привалился плечом к стене, ладонью проникнув под её кардиган и проходясь по спине. Через нетолстую ткань пижамы тепло его тела передавалось Гермионе, и плохо сдерживаемые слезы пропитали белую пижамную рубашку на плече Малфоя.
Он тоже словно пытался убедиться, что Грейнджер настоящая. Ощутить тепло её тела.
— Я боялась, что ты умрешь.
— Попробуй умереть, когда над тобой кто-то так вопит.
Гермиона пробормотала какие-то несвязные ругательства возле его уха. Драко пах собой. Несмотря на запах медикаментов, пропитавший палаты и коридоры, он все еще пах собой: прохладой и свежестью.
— Грейнджер?
Она боялась зареветь вслух, потому сигналом послужил легкий кивок головой, и Драко продолжил:
— Ты правда оглушила Поттера?
Вместе со сдавленным смешком вырвался всхлип. Мерлин, Малфой такой Малфой! И это именно то, чего Гермиона хотела. Чего она так ждала, пока он был без сознания.
Драко пришел в себя.
Он здесь.
В тот день они с Пэнси просидели у койки парня до позднего вечера, болтая, пока медсестры не разогнали их по палатам. После приема зелий Гермиона выждала около двадцати минут, прежде чем вынырнуть из-под одеяла и на цыпочках пробраться в палату напротив.