Они не отрывают глаз друг от друга, лишь изредка поглядывая на дорогу, и пока Грейнджер удается оставаться незамеченной.
У отца появились седые пряди волос. Мужчина словно перенес огромный стресс, но эликсир, который незаметно для себя принимали родители, не мог повлиять на нервную систему. По крайней мере до момента, когда им не попытались бы вернуть память.
— Давай уйдем, — срывающимся голосом шепчет Гермиона.
Она не может пройти мимо них.
Взглянуть на пустой дом — ладно. Или смотреть на счастливых родителей издалека, не рискуя приближаться. Но не пройти по улице, даже не поздоровавшись. Словно они друг другу никто.
Ладонь Драко ныряет в карман её куртки, сжимая руку девушки для аппарации как раз в тот момент, когда зеленые глаза миссис Грейнджер отрываются от мужа и устремляются вперед.
Она замирает, а мужчина машинально проходит еще несколько шагов, прежде чем остановиться и с удивлением обернуться на жену.
Пальцы Малфоя стискивают её.
Коробка выпадает из рук матери.
— Постой! — торопливо шепчет Гермиона, не смея отвернуться.
Малфой переводит взгляд с Грейнджер на супружескую пару, и догадка осеняет его раньше, чем мозг гриффиндорки согласится допустить настолько опасную и обнадеживающую мысль.
Нет, не может быть.
— Гермиона…
Должно быть, это действительно галлюцинация.
Но голос матери звучит так нежно, так знакомо…
Мистер Грейнджер прослеживает за взглядом жены, и Гермиона видит, как его ноги заплетаются, едва мужчина пытается сделать шаг вперед.
Они смотрят на неё. Родители смотрят на неё.
Не на какую-то незнакомую девушку, проходящую мимо по улице, а на свою дочь.
— Мама… — шепчет она. — Папа…
Гермиона захлебывается слезами и ненавидит тот факт, что предстает перед родителями в таком виде. Сейчас, когда они, вероятно, узнают её. И не имеет значения, насколько большой процент памяти вернулся. Главное, что она — не чужая для них.
Миссис Грейнджер первая кидается к дочери, и через мгновение та уже всхлипывает на родном плече.
Женщина пахнет домашним печеньем и имбирным чаем, что в принципе странно, ведь обычно она не готовит. Но никогда еще этот аромат не казался настолько потрясающим. А когда к нему присоединяется запах мятной пасты и медикаментов, словно отец недавно вышел из клиники, Гермиона готова сойти с ума от эмоций.
Если это сон, она согласна провести в нем всю жизнь.
Её родители. Её. Родители.
— Прости, — миссис Грейнджер отстраняется, замерзшими руками стирая слезы со щек дочери. — Прости, что так долго.
— Нет, — Гермиона всхлипывает, отрицательно мотая головой. — Это мне… Мне следовало подумать, как буду возвращать вас, прежде чем накладывать заклинание.
Теплая рука мистера Грейнджера создает резкий контраст с холодными руками мамы, когда тот заправляет выбившиеся пряди за ухо дочери. Он бормочет что-то об ответственности, которую родители несут за ребенка, а не наоборот, и Гермиона срывается на нервный смешок.
Мерлин, это так похоже на её родителей.
— Но как? Со мной не связывались…
— Какие-то люди были у нас несколько дней назад, — сообщает отец. — Мы даже не видели их, пока не почувствовали…
— Тебя, — женщина помогает мужу подобрать слова. — Тебя в наших воспоминаниях.
— А потом эти люди представились целителями. Они появились словно из воздуха…
Должно быть, воспользовались дезиллюминационными чарами, поскольку мантия Гарри — единственная в своем роде. Вряд ли работники Министерства стали бы доверять тем детским забавам, которые продают в магазинах вроде Всевозможных вредилок, и которых хватает на несколько часов, если они вообще начинают работать.
— Сказали, что проводили какие-то тесты… Мы, честно говоря, мало что поняли… — признается отец, почесывая затылок. — До этого с нами никто не связывался, о каких тестах они толковали?
— Мы сразу спросили о тебе, — руки мамы продолжают заботливо стирать слезы с её щек. — Но нам сказали, что пока ты не можешь прийти.
Конечно, ведь Гермиона лежала в Мунго.
— Я все вам объясню, — обещает она. — Всё.
Ведь теперь у них есть время.
И на рассказ о том, как родители ежедневно принимали эликсир вместе с едой, как проводились те самые загадочные тесты: первый — с помощью мантии-невидимки Гарри, а второй — под дезиллюминационными чарами. И как целители приняли решение попытаться восстановить их память.
Гермиона изобьет того, кто дал на это разрешение, не посоветовавшись с ней. Не потому, что она — эксперт в колдомедицине, и смогла бы что-то посоветовать (вряд ли мистер Уизли позволил бы кому-то и близко подойти к её родителям, существуй для них какая-то опасность), а потому, что не дали времени подготовиться.
— Ох, простите! — внезапно восклицает миссис Грейнджер.
Гермиона прослеживает за взглядом матери и оборачивается на застывшего позади Малфоя. Родители торопливо здороваются и представляются парню, только сейчас обратив внимание на его присутствие. Мерлин, Драко, должно быть, было ужасно неловко наблюдать за этой сценой…
— Это — Драко Малфой, — Гермиона поспешно указывает на слизеринца.
Невовремя сказанная фраза, учитывая, что он уже открыл рот, чтобы ответить на вежливые улыбки её родителей.
— Тот самый, который… — мужчина кряхтит, когда жена вдруг пихает его локтем в бок.
— О-он… Он учится со мной, — Гермиона запинается, пытаясь болтовней стереть сказанные отцом слова. Мерлин, кто его за язык потянул?!
Малфой кидает многозначительный взгляд на гриффиндорку, который она предпочитает проигнорировать, и с улыбкой пожимает руки её родителям. Девушка еле сдерживается от смешка — строит из себя джентльмена, и не скажешь, что засранец редкостный!
— Давайте зайдем в дом, — миссис Грейнджер указывает рукой в сторону двери. — Замерзнете ведь.
Она утаскивает мужа за локоть, по дороге подхватывая коробку и заставляя мистера Грейнджера взять пакеты и двигаться, не оглядываясь. Святой Годрик, взгляды, которые он кидал на Малфоя, сродни убивающему заклинанию! Что ж, Гермиона не слишком сдерживалась, рассказывая о выходках Драко…
Она неловко переминается с ноги на ногу, не решаясь взглянуть на слизеринца.
Возможно, для него это слишком — в конце концов, уговор был просто прийти сюда. Малфой не подписывался на ужин с Гермионой и её родителями, и, если честно, она сама не уверена, что это не будет чересчур неловко.
Девушка уже давно признала тот факт, что Драко занимает куда более важное место в её жизни, чем следовало бы. Но что насчет него? Войдя в дом, согласившись поужинать вместе, не сделает ли Малфой то же самое? Не подтвердит ли таким образом важность Гермионы в его жизни? Не будет ли это считаться его немым ответом на её незаданный вопрос?
Это не просто шаг за порог дома и не просто ужин. Они оба прекрасно это понимают.
— Ты… Ты не обязан…
— Мерлин, Грейнджер, мне начинает казаться, что зелья, которые в тебя вливали, способствуют атрофации мозга, — Драко закатывает глаза.
Она возмущенно глядит на него в ответ, задумываясь над тем, не достать ли палочку из сумки и не отправить ли парочку снежков ему за шиворот?
Но одной фразой он выбивает все мысли из головы Гермионы:
— Тебе сказали: в дом.
Ладонь опускается на её поясницу, и Малфой медленно, но верно подталкивает Грейнджер к припорошенной снегом тропинке, ведущей к двери.
Сердце гулко бьется в груди, а маленький огонек надежды согревает лучше разожжённого камина. Она прячет улыбку в шарфе, подчиняясь давлению ладони Драко.
Они переступают порог вместе, и Гермиона решает, что сегодняшний вечер уж точно не станет неловким. Это будет самый счастливый вечер в её жизни.