В гостиной темно и холодно. Драко, зябко передернув плечами, осматривает помещение настолько, насколько позволяет еще не полностью привыкший к темноте взгляд: слева от потайного хода встроенный в стену камин (Малфой борется с желанием зажечь огонь, но решает, что надолго в гостиной не задержится, потому и смысла в этом мало), напротив которого расположен маленький кофейный столик, небольшой диван и пара кресел по обе стороны от него. В дальнем конце комнаты достаточно длинный рабочий стол, рядом с которым расположился абсолютно пустой книжный шкаф — Драко с раздражением подмечает, что недолго осталось ему пустовать. На противоположной от камина стене, с обеих её сторон, Малфой замечает лестницы. Движется к левой, — дальней, — над которой вырезан герб факультета Слизерин. Льва над правой лестницей парень упорно старается на замечать.
По пути кидает на стол изрядно помятые листы пергамента, которые еще утром отдала ему Макгонагалл. Что-то там про график дежурств, расписание собраний префектов, и бла-бла-бла. Драко надеется, что ненадлежащее состояние таких невъебенно важных бумажек приведет Грейнджер в ярость.
Поднявшись по лестнице, слизеринец оказывается перед дверью, на которой так же, как и над аркой лестницы, вырезана змея. На секунду это вызывает улыбку на бледном лице. Всего на секунду. За мгновение до того, как, повернув голову вправо, заметить еще одну дверь в конце коридорчика. Даже в темноте Малфой замечает вырезанного на ней льва. И на кой черт, спрашивается, необходимы две лестницы, если этот сраный коридор даже не разделен стеной?
Драко отрывается от разглядывания интерьера так же быстро, как вышвыривает из головы мысли о находящейся в нескольких десятках метрах Гермионы Грейнджер. Хлопает дверью, зайдя в комнату, совершенно не беспокоясь о том, что может разбудить новую соседку. И сразу же накладывает на дверь запирающее — для спокойствия. Мало ли, что придет в голову этой сумасшедшей. Проснется посреди ночи, а она стоит над его кроватью с ножом.
Сразу напротив двери располагается двуспальная кровать с таким же балдахином, как на всех кроватях в спальнях Слизерина. По правую сторону размещен достаточно большой шкаф, рядом с которым парень замечает дверь, — ванная, предполагает Драко, — а по левую рабочий стол, в половину меньше, чем в гостиной. Малфой валится на кровать, не потрудившись даже переодеться. Несмотря на столь насыщенный эмоционально день, спать еще совсем не хочется. Настенные часы показывают одиннадцать.
Сегодня они с Грейнджер должны были сообщить первокурсникам пароли от гостиных и провести небольшую экскурсию, на что он благополучно забил (хотя, скорее, все же забыл. Или даже не так — просто не думал об этом). По всей видимости, этим занимались Блейз и Пэнси, которых назначили префектами Слизерина в этом году. Если хорошенько напрячь память, Драко, кажется, может вспомнить, что друг на какое-то время пропал с их импровизированной «вечеринки». Малфой же продолжил пить с Ноттом. Нет, не напиваться, просто выпивать. Совсем немного.
Грейнджер, наверное, была вне себя от ярости, когда заметила его отсутствие. Замечательно.
Парень ухмыляется в темноту, блаженно прикрывая глаза. Отдельная комната, ванная, и возможность подпитываться эмоциями гриффиндорки — единственные преимущества новой должности. Ему нахуй не сдалась эта честь быть Старостой мальчиков. Драко хотел свалить к чертовой матери из Британии и никогда не возвращаться в сраную школу, где каждый второй будет смотреть на него, как на ебаного предателя. Драко хотелось уничтожить половину Малфой-Мэнора, когда отец посвятил его в часть своего плана по восстановлению репутации их рода. Одним из пунктов была помощь с восстановлением Хогвартса. И, черт бы его побрал, Драко действительно сравнял бы особняк с землей, если бы не взгляд Нарциссы в тот момент.
Дай нам все исправить.
Но уже поздно что-либо исправлять. Поезд уехал. Из-за меня разрушена школа. Драко хотел бросить это в лицо Люциуса, но он больше не мог и слова вымолвить.
Взгляд матери словно раскаленным железом выжгли на внутренней стороне век, чтобы теперь, закрывая глаза, парень мог вспоминать о выражении её лица. Умоляющем.
Он больше не хотел и не мог видеть её такой, как в тот день, сразу после окончания битвы за Хогвартс: потерянной, напуганной, дрожащей от ужаса перед неизвестностью.
И поэтому он здесь. Снова в этой школе, только теперь еще и рядом с грязнокровкой. Нет. Малфой одергивает себя. Ему не стоит называть её так даже мысленно. Ведь теперь он хороший. Должен таким выглядеть в идеальном плане отца. Что, естественно, невозможно.
Чистота крови не имеет значения. Больше нет, только не теперь. Однако же это не меняет его неприязни к лохматой девчонке, вечной спутнице сующего нос во что не просят Поттера. Драко, наверное, должен быть благодарен Избранному за окончание войны, но, блять, ему все еще хочется сомкнуть свои пальцы на его шее и бить головой о стену возле входа в чертову башню Гриффиндора, пока череп Поттера не разломается на две части.
Хуже всего, что сейчас он не может найти явной причины ненавидеть Золотое трио. Возможно, ненависть к ним стала чем-то настолько обыденным, так сильно въелась в душу Малфоя, что без этой ярости он просто не сможет жить.
Драко останавливается на том, что ему не обязательно раздумывать над этим прямо сейчас. Да и завтра тоже. Он может вообще никогда не пытаться обосновать свои чувства, в конце концов, слизеринец всегда был плохим. Сейчас же, потеряв причины ненавидеть «спасителей волшебного мира», но не лишившись самого чувства ненависти, он просто может стать еще хуже, чем был раньше.
Ему не нужно что-либо менять. В конце концов, он не обещал Люциусу записывать себя в список добряков. Он просто сказал, что вернется в Хогвартс. Остальное отец придумал себе сам.
Малфой не может подчиниться. Не полностью, ведь в теории он все же уступил Люциусу, вернувшись в Хогвартс. Больше всего его раздражает категорический отказ отца раскрывать все свои карты. Он рассказал Драко лишь часть своих планов на будущее, ничтожно малую часть. Если честно, не факт, что даже Нарцисса знает весь план полностью.
Драко нужно вернуться в Хогвартс — это все, что соизволили объяснить родители. Это должно помочь восстановить репутацию и что-то в этом духе. Однако глупо предполагать, что в этом заключается весь план Люциуса. Не просто глупо, а полный идиотизм.
Слизеринец так задолбался быть марионеткой в чужих руках. Одна лишь мысль о том, что отец манипулирует им, чтобы добиться желаемых результатов, выводит парня из себя.
Он не подчинится как минимум потому, что не станет играть по правилам Люциуса в придуманной им игре. И еще, конечно же, потому, что он тоже Малфой.
***
Гермиона с раздражением отставляет в сторону тарелку с овсянкой, освобождая небольшое пространство стола перед собой. Аккуратно разравнивает помятые страницы, с каждой минутой этого бесполезного действия ощущая закипающую внутри ярость.
Макгонагалл должна была передать графики лично ей, а не бестолковому Малфою, тогда бумаги не были бы полностью измяты и заляпаны чем-то (исходящий от них запах позволил сделать вывод, что это огневиски). Ей придется переписать несколько пергаментов, чтобы отдать префектам в нормальном состоянии. Хотя, она может всучить испачканные листы префектам Слизерина — пусть довольствуются работой своего однокурсника. Да, так она и сделает.
Навязчивые мысли снова раздражающе гудят в голове: директор могла отдать бумаги еще позавчера, но по какой-то причине предпочла вручить их именно Драко. Попытка воззвать к его ответственности? Гриффиндорка не сдерживает хмыкания.
— Что-то не так? — Гарри отвлекается от попыток (бесполезных, как замечает Гермиона) привести волосы в более-менее нормальное состояние, переводя взгляд на подругу.