Надеюсь, немного какао поможет мне заснуть.
Если нет, то придётся чуть позже выпить снотворное.
Я тихо открываю дверь, и до меня сразу же доносятся мягкие звуки игры на гитаре.
Кажется, я не единственная, кто не может уснуть.
Я на цыпочках крадусь по коридору и, дойдя до кроватей, вижу, что занавеска Тома открыта. Мой желудок трепещет из-за того, что на гитаре играет Том.
Я останавливаюсь на выгодной позиции в гостиной, как раз перед лестничной площадкой, и наблюдаю. Согнув одну ногу, Том сидит на диване с акустической гитарой Вана в руках. Он наигрывает аккорды и тихо напевает песню Джастина Тимберлейка «Наплачь мне реку» (прим. ред.: Justin Timberlake «Cry Me a River»).
Я чувствую себя невеждой, потому что даже не знала, что он играет на чём-то, кроме бас-гитары, не говоря уже о том, что он может петь.
И поёт он… удивительно.
И выглядит при этом… завораживающе.
О, Боже.
То, как он поёт. Глаза плотно сжимаются. Я чувствую текст песни. На каком-то уровне он понимает боль предательства.
Я стою на месте, наблюдая и не желая вторгаться и перерывать эту песню.
Вдруг посреди строчки, которая действительно очень близка мне, Том резко открывает глаза. Его взгляд попадает прямо на меня.
Интересно, знал ли он, что я здесь стою, и как долго.
Он смотрит на меня, продолжая петь, и это ощущается так, будто он поёт для меня. Что-то извивается в моей груди, плотно сжимая моё сердце.
Я ожидаю, что Том перестанет петь, но он не делает этого. Просто смотрит на меня и продолжает. Так что я решаю присоединиться. Я сажусь перед ним и пою слова, которые знаю наизусть.
Я пытала себя этой песней в течение нескольких месяцев после того, как поймала Декса и Чада вместе.
— Я не знала, что ты можешь петь, — говорю я, когда он берёт последний аккорд. Я кладу ноги на маленький журнальный столик между нами.
Он укладывает гитару рядом с собой на диван.
— Я мужчина со многими талантами.
Уверена, что так и есть. Я думаю о том, как его пальцы двигались по струнам. Кроме всего прочего, он много практиковался руками…
Я вычеркиваю из своего сознания мысль о Томе и других женщинах.
— Я люблю эту песню, — я мучила себя ей, но это красивая мелодия.
— Знаю.
Я смотрю на него, сбитая с толку.
— Откуда?
Он опускает ногу. Вид его босых ног творит странные вещи со мной, воспламеняя те части меня, в которых я не чувствовала каких-либо изменений довольно долгое время.
— Ну, для начала, она установлена в качестве мелодии звонка. И ты много её поешь.
— Да?
Он заметил это?
Кивнув, он проводит большим пальцем по нижней губе. Это до смешного сексуальное движение.
— Да.
— Это сводит тебя с ума? — я улыбаюсь, зная, как это сводит с ума Кейла.
Он наклоняет голову в сторону. На его губах появляется дерзкая ухмылка.
— Много вещей, которые ты делаешь, сводят меня с ума, Фейерверк. Но слушать, как ты поёшь, не одна из них.
Я возбуждаюсь, начиная грудной клеткой и заканчивая вирджинией. Я скрещиваю ноги, соединяя их в лодыжках.
— Ты должна спеть её на сцене когда-нибудь, — говорит он.
Что?
— Ты так думаешь? — неубеждённая, я поднимаю бровь.
— Я определённо так думаю.
Я складываю руки.
— Хорошо, я спою её вживую, если ты сыграешь эту мелодию для меня.
Он смеётся.
— Ни за что.
— Ты испытываешь небольшой страх перед аудиторией, Картер?
— Хорошая попытка. Я не боюсь дерьма, и ты это знаешь. Но это только ваше. Ваши выступления, ваш тур. Тебе не нужно, чтобы я появился с вами я на сцене. Но эта песня, то, как ты поешь её… поклонники полюбят это. Я научу Ван мелодии, и он сможет аккомпанировать тебе. Это всё, что ты от меня получишь.
— Обломщик, — я показываю ему язык, и он хватает меня за ногу.
— На твоём месте я бы не показывал язык, если бы не собирался использовать его по назначению.
Оттолкнувшись, я поворачиваюсь к нему спиной.
— Ты омерзителен.
— За это я тебе и нравлюсь, — он стоит, возвышаясь надо мной.
Я чувствую себя девушкой в этот момент.
Я упираю руки в бёдра. Его глаза прослеживают движение.
— Я никогда не говорила, что ты мне нравишься.
— Ты никогда не говорила, что не нравлюсь.
— Хрен.
— Хрен? Да, он у меня есть, — он наклоняется ближе. — И он чертовски огромный.
Я толкаю рукой в его грудь. Искры воспламеняются при соприкосновении.
— Как я уже говорила… отвратительно, — я ухмыляюсь, чтобы он знал, что я балуюсь с ним.
У Тома вырывается смешок.