— Ты находишься в доме дьявола, где стоит только пожелать — и все исполнится.
— Я отчаянно хочу быть молодой.
— Что же ты мне раньше этого не сказала?
— Не решалась начать этот разговор. И вот теперь, устав вертеться вокруг да около, я наконец обрела смелость и говорю. Эй, скажи, а молодой, я тебе понравлюсь больше?
— Сара, ты скромная и умная женщина. Именно эти два достоинства побудили меня взять тебя к себе. Ты не перестанешь мне нравиться пока будешь оставаться такой.
— Но если я буду молодой и привлекательной, какой раньше была с густыми вьющимися локонами и пламенным сердцем, то, быть может, ты проявишь свое хорошее отношение ко мне и в другом направлении.
— Надо тебе сказать, что я немного противлюсь этому твоему желанию.
— А почему? — Сара была в полном недоумении.
— Да потому что это убьет тебя.
— Какого черта! Ничего не понимаю. Решил меня отговорить? Не ты ли обещал исполнить любое желание? Есть кто-нибудь, кому я могла бы пожаловаться на тебя? — не отступала Сара.
— О, ты можешь жаловаться мне на меня самого.
— А-а. Это тоже самое, что лить воду в море.
Вельзевул оценил ее остроумие коротким смехом — разговор принял теперь комический оборот. Устремив на Сару пристальный взгляд и заметно повеселев, он не мог удержаться от мысли, что она обладает изрядным умом, способностью рассуждать и большой самостоятельностью. Сам он был в этот вечер сдержанным и замечательно спокойным, хотя в другое время проявлял бурную жизнедеятельность. Иной раз он был таким стремительным и в высшей степени непоследовательным, что Саре, уже готовой к такому впечатлению, приходилось думать, что у него гуляет ветер в голове.
— Есть о чем беспокоиться? — спросил Вельзевул, видя, что впечатлительная Сара не только обескуражена, но и подавлена. Тем не менее она упиралась локтями в стол и была готова начать нападение.
— Нет, так дело не пойдет. Ты забыл все, что мы обещали друг другу? У меня есть еще два желания, второе ты уже знаешь.
— Пойми меня, я ведь не только о тебе беспокоюсь.
— Совести, что ли, у тебя нет над старой женщиной измываться? — отпарировала Сара.
— Не делай этого, прошу тебя, поверь мне, не к добру это, — сказал Вельзевул, сбитый с толку ее настойчивостью. — Посмотри на себя в зеркало. Ты очень обаятельная женщина для своего возраста.
— Ты сам на себя лучше погляди, юноша, — возмутилась Сара. — Твоя молодость — мне упрек. Тебе так лучше?
— А ты себе представь, Сара, что случится, если ты это сделаешь. Как, по-твоему, будет ли рад этой непостижимой перемене твой брат, а стоит жене его увидеть тебя такой молодой, как она сразу согласится с ним, что ты у них в родне не числишься. Тяжело тебе будет.
— К черту их! Сделай меня моложе на двадцать лет и сам увидишь, какое ты доставил мне счастье. Я иду на это, говорю тебе, ради того только, чтобы с ними разделаться. Не долго им спокойно спать осталось. Когда вернусь, то выброшу их чемоданы в окно.
— А я так думаю, что они выгонят тебя из дома. И скоро.
— Это меня-то выгонят? — взвизгнула Сара. — Будь уверен, они за все получат. Сделай меня молодой, чего в этом плохого?
— Хорошо. Только я не собираюсь жить и стареть вместе с тобой. А другие желания есть? Я из любопытства спрашиваю.
— Конечно. Еще я хочу увидеть Космос.
— У вас есть НАСА и «Нэшнл Джиографик». Смотри сколько хочешь.
— Ты знаешь все тайны мироздания?
— Никто не знает. Но мне известно кое-что сверх того, что знают люди.
— Я хотела бы увидеть Вселенную своими глазами.
— И увидишь только бесконечную пустоту. Вселенную нельзя увидеть, но можно услышать.
— Как это?
— Барбра Стрейзанд, Л. Прайс, Д. Дурбин, М. Джексон, Эдит Пиаф, М. Ланца, Андреа Бочелли — это голоса Вселенной. Слушая их, ты как-бы открываешь портал гиперпространства.
— Знаешь, что я думаю. Ты любишь красивые вещи, герань, фиалки, музыку не потому только, что обладаешь тонкостью чувств, кроме этого, мне так кажется, ты ощущаешь свою сверхъестественную природу. Ты цветок Небытия.
— Давай сделаем это сейчас.
— Прямо сейчас? Я очень волнуюсь.
Вельзевул налил немного мятной водки в стакан, добавил лед и передал его Саре.
— Выпей. Это сразу тебя успокоит.
Сара выпила водку до последней капли, минуту-другую сидела, приложив указательный палец к губам, затем посмотрела на Вельзевула и спросила:
— Ты не устал жить?
— Для меня в жизни есть много хорошего. И потом, это, наверное, самое главное, я не ощущаю бремя плоти, поэтому мне незнакомо чувство безысходности. Жизнь есть медленное умирание. Лекарства от смерти нет. Дряхлеющий человек упрямо цепляется за жизнь, он хочет, чтобы она продолжалась, хотя обессиленное тело старых людей не способно к новым наслаждениям. Почему? Отвратительная прелесть их упрямства заключается в сладострастном упоении земными благами и, конечно же, их привязанности к земным воспоминаниям.