Вельзевул понимал, что Сара не может устоять против соблазна увидеть его голым, а тут нашелся подходящий случай. Сара усмехнулась и с вымученным безразличием ответила:
— Только не думай, что я ищу причину покинуть тебя!
С этими словами она удалилась. Чувствительный Вельзевул стал снимать одежду, понимая, что лишил Сару удовольствия присутствовать при этом и, радуясь тому, что он остался один, подумал снова, что лишь посредством какой-то таинственной силы она приобрела над ним такую власть.
Через пять-шесть минут Сара вернулась с высокой керамической кружкой. Вельзевул, ощущая себя мужчиной без воли, которому приходится влачить жалкую жизнь, лежал голым под простынею, которую он натянул до самой шеи. Положение было серьезным, как человек умный и гордый, он решил подшутить над собой.
— Женщина моя, я твой! — сказал он, несколько театрально, разводя руками.
— Мой бедный, дорогой Вилли, — воскликнула Сара и протянула ему кружку. — Пей.
— Что это?
— Отвар чертополоха. Я буду лечить тебя по методу доктора Мейербера.
— Карла Мейербера?
— Да.
— С ума сошла! — вскричал Вельзевул, в глазах у него потемнело. — Я лично сварил его в смоле.
В тот самый день суждено было им поругаться. Сара любила спокойную домашнюю жизнь, которую отождествляла прежде всего с уютом. В полночь, как обычно, она погасила верхний свет, зажгла лампу с оранжевым торшером в углу и забралась с ногами на диван, собираясь полистать журнал. И как сидела, так и задремала. Было поздно, усталость брала свое — ей хотелось спать. Какое-то время спустя из соседней комнаты, дверь в которую была открыта, послышался шум, Сара открыла глаза, таким неожиданным и непонятным был этот шум, она не успела прийти в себя, как увидела перед собой Вельзевула.
— Ты коварная женщина, Сара, — говорит он ей, в крайнем возбуждении.
— Да что ты! — удивилась она, заметив, что руки он держит за спиной.
— Очень коварная, — повторил Вельзевул.
— Ну, раз ты об этом говоришь, может объяснишь в чем дело, — в полной растерянности и тревоге проговорила Сара и вдруг видит — у Вельзевула в руке Библия.
— Что это? — вскричал он, потрясая книгой.
— Библия, — тихо говорит Сара. Лицо у нее было бледное и смотрела она как-то странно.
— Я и сам знаю не хуже твоего! — негодовал Вельзевул.
— Дорогой мой, откуда она у тебя? — с беспокойством спрашивает Сара.
— Что? Кому, как не тебе, это знать! Постыдилась бы хоть притворяться!
Сара откинула плед, встала с дивана и опустила голову к рукам, сложенным на груди. В этой сокрушенной позе была мольба о прощении.
— Ну, хорошо, — произнес Вельзевул. Не мог он кричать на женщину в таком виде. И потом было ему любопытно, как она выпутается из этой истории. — Даю тебе шанс оправдаться, хотя, сказать по правде, мне хочется тебя убить.
Тут Сара в слезы: смотрит в сторону и говорит:
— Надо закрыть шторы, кто-нибудь увидит в окно, что мы ругаемся.
— К черту соседей. Я жду от тебя вразумительного объяснения.
— Только, ради бога, Вилли, не принимай все это близко к сердцу, — всхлипнула Сара.
— Но как ты решилась принести в мой дом Библию!
— Как решилась? — вторит ему Сара. — Да их тут у меня две.
Вельзевул так и ахнул.
— Ты во что бы то ни стало хочешь навредить мне, — сказал он, после долгого молчания. — Я плохо сплю, меня мучит бессонница, в голову лезут разные мысли, а все потому, что тебе вздумалось сунуть под мой матрас эту….
— Книгу Бытия, — подсказала Сара.
— Разрази тебя громом! — воскликнул Вельзевул. — Бог создал женщину, чтобы соединить в ней все недостатки другого пола, а в тебе они обострены до крайности. Ты безумна! Твое присутствие я нахожу обременительным для своего спокойствия. Один твой вид приводит меня в содрогание. Ты безнадежно глупа, если надеешься подчинить меня своей воле. Человек не может противостоять мне, ибо я рожден властвовать над ним…
— Да замолчи же ты, наконец. Ты что слепой, не видишь, что я стараюсь ради тебя. Из кожи лезу, чтобы ты достиг чистоты мысли и ясности в собственной жизни. И тут без Библии не обойтись.
— А зачем, прости Господи, тебе это нужно.
— Я хочу, чтобы ты стал лучше. Ты живешь с какой-то отрешенностью в этом мире и в том и ничего не делаешь, чтобы повысить ценность личного опыта.
— Куда там, мне. Весь сдулся, — усмехнулся Вельзевул. — Надеялась, что я попаду под твое влияние, не устою перед женскими интригами и еврейской изворотливостью, сдамся, не увижу опасность своего положения, упаду к твоему мутному источнику! Нечего и думать о том, чтобы я простил тебя, даже если ты — язва моя, раскаешься в своем предательстве. Ты понудила меня спать на Библии! Я никогда не забуду этого. На все есть свои наказания. Как же это безнравственно! Как это по-женски любить и ненавидеть, жить этими чувствами, иметь какой-то личный интерес…