– Вы беспринципный человек.
– Это цитата из пьесы, – сказал он, делая гримасу, которую можно было бы с натяжкой счесть за улыбку.
– Но это подходящая цитата.
Как ни странно, она не стала кричать, только смотрела на него, стремительно приводя в порядок волосы и закалывая шиньон, скрывавший весь их ослепительный блеск, будто его и не существовало.
– Ну, мне следует поблагодарить вас, – сказала она отрывисто.
Право же, она была одной из самых странных женщин, каких ему доводилось встречать. По правде говоря, он даже не думал возражать ей.
– Это вы научили меня сочувствовать женщинам, героиням пьесы. Прежде я думала, что миссис Ловейт и Белинда просто глуповаты, пренебрегают мыслительными способностями и боготворят свои страсти.
Гейб испытывал какое-то странное чувство отстраненности, будто наблюдал эту сцену из соседней комнаты или из зала театра.
– Она ведь ваша любовница. Это так?
– Кто? – спросил он.
– Эта Лоретта. Мисс Хоз.
– Нет!
Но она умела читать в его глазах. Она это знала, и он понял это, и ей не потребовалось услышать его протест, чтобы понять.
– Как распорядительница этой постановки, я, вероятно, должна настаивать, чтобы вы сыграли Дориманта. Насколько мне известно, герцог Холбрук чист, как только что выпавший снег. А вы…
– Уверяю вас, что моя репутация…
– Конечно, мать Эмили – единственная, кто по-настоящему раскусил Дориманта, – сказала Джиллиан будто про себя. – Ее слова: «Если он только заговорит с женщиной, она погибла». Прежде я никогда не принимала это высказывание на веру.
Он с крайним раздражением заметил, что ни в ее голосе, ни в лице не было ни малейших признаков страсти. Только проникновенный интерес, любопытство.
– Вы, мистер Спенсер, заставили меня все узнать о распутниках.
– Должно быть, вы воспринимаете меня как животное, выставленное напоказ? – сказал он.
Она пренебрегла ответом.
– Всего-то несколько минут разговора и переписки ролей – и вы отвлекли мое внимание. Это было мастерское представление. – Она собрала свои бумаги. – Всего хорошего, сэр. – И без проволочки вышла из библиотеки.
Глава 19
Любовница любви
Был один из тех вечеров, когда небо ясное, темно-синее, будто освещенное изнутри.
Он нацепил усы. И черный плащ, как оперный злодей.
Ощущение было непривычное и странное – он чувствовал себя шпионом. Или тайным любовником. Но Рейф много думал об этом вечере и знал точно, как он будет проходить.
Имоджин, собственно, не собиралась заводить тайных шашней с Гейбом. Скорее, это был безумный порыв, похожий на тот, когда она так отчаянно пыталась пленить Мейна. Он готов был заложить половину имения, что, когда дело дойдет до точки, она передумает. И тогда он смог бы отвезти домой ее, не подозревающую о том, что Гейб отказался провести с ней этот вечер.
Луна светила уже достаточно ярко, а листья акации еще хранили золотистый отблеск солнца. Он прибыл рано, занял место у каменной стены фруктового сада и стоял, опираясь о круглые замшелые камни. Старая акация кивала ему листьями: золотистые овалы трепетали в воздухе, будто вальсировали в одиночестве.
Услышав шелест плаща среди листьев, он выпрямился. Он не мог поверить, что Имоджин не узнает его. Конечно, стоит ей бросить хоть один взгляд на его лицо, и она поймет, что это он. Они достаточно насмотрелись друг на друга.
И конечно, он мог узнать ее из тысяч женщин. Ни у какой другой не было такой нижней губы и столь высоких и округлых бровей. И такого язвительного ума, который она оттачивала на нем.
Вскоре он изменил мнение. Мало сказать, что она выглядела сорванцом. Скорее, ее можно было сравнить с ночной бабочкой. Он ни за что не узнал бы ее.
– Имоджин! – окликнул он ее, забыв на мгновение, что он Гейб, а тот всегда обращался к Имоджин, почтительно называя ее «леди Мейтленд».
– Могу я называть вас Гейбриелом? – спросила она, показав ему ямочки на щеках и кладя руку ему на плечо.
– Вы… вы выглядите…
– Я выгляжу по-декадентски, – признала она с удовлетворением. – Когда я облачилась в свой костюм, у моей горничной случился нервный припадок от мысли, чтоя появлюсь в таком виде в общественном месте. Но я ее заверила, что никто и не догадается, кто я такая.
Рейф вгляделся в нее и лишился дара речи. Губы Имоджин были ярко накрашены, а глаза подведены черным. Лицо ее было покрыто толстым слоем пудры, а из-под капюшона во все стороны выбивалось множество льняных закрученных спиралью колечек.
– Надеюсь, вы правильно оцениваете ситуацию? – спросил он.
Конечно, она была самой красивой ночной бабочкой, какую он когда-либо видел.
– Поехали? – сказала Имоджин.
– Где вы раздобыли парик? – спросил Рейф, собравшись с силами, взял ее за руку и повел из калитки сада.
– Он был в одном из ящиков театрального реквизита, присланного из Лондона, – ответила она, поднимая на него глаза. – Разве вы не помогали Гризелде составить каталог костюмов и грима?
– Конечно! – поспешил согласиться Рейф. – Я не узнал его на вашей голове.
– Думаю, он предназначен для роли королевы, – сказала Имоджин со смехом. – Он оказался на затылке непомерно высоким. Я думала, у Дейзи случится судорога, пока мы старались укрепить его в надлежащем положении, и это нам удалось. Это ваш экипаж?
– Нет, – серьезно ответил Рейф, потому что теперь он должен был все время помнить, как говорит и держится Гейб. – Я нанял его, потому что счел, что так меньше опасности быть узнанными.
– Прекрасная мысль! Я вижу, вы знаете, как устроить такую эскападу.
Рейф поднял бровь, осознав, что Имоджин поверила, что его брат – эксперт по устроению незаконных связей, но сел в экипаж вслед за ней.
Когда они уселись друг против друга, она перевела дух.
– В начале подобной экскурсии ощущаешь некоторое неудобство, – сказала она. – Но это, должно быть, нормально.
Рейф подумал, что, вероятно, так и есть, но ему никогда не приходилось совершать такое путешествие в Силчестер. Но оно начинало ему чрезвычайно нравиться.
– Что вы надели под плащ? – спросил он.
– Костюм миссис Ловейт. Он несколько кричащий – из желтого атласа, весь в блестках и с серебряным шитьем. Я могу только предположить, что на сцене это должно смотреться хорошо, потому что для гостиной такой туалет слишком вульгарен.
Рейф не мог разглядеть блеска в темной карете, но хорошо его представил.
– Я хочу поговорить с вами, мистер Спенсер, – начала Имоджин. – Возможно, для вас это и удобный момент, раз у вас такой богатый опыт. Но…
– Вы обещали называть меня Гейбриелом, – перебил Рейф.
– Да, конечно.
Имоджин принялась вертеть в руках носовой платок, и Рейф испытал глубокое всепоглощающее удовольствие. Он всегда любил такие моменты, полные восхитительной нелепости. И если догадка его не обманула, то его подопечная собиралась признаться человеку, которого вынудила отправиться с ней в эту поездку, что она имела в виду всего лишь платоническую дружбу с ним.
– Видите ли… – сказала Имоджин запинаясь.
Рейф усмехнулся в наклеенные усы. Он мог избавить ее от смущения, но к чему было беспокоиться? Конечно же, Имоджин не собиралась спать с Гейбом. Для этого она была слишком леди.
– У меня ограниченный опыт общения с мужчинами, – сказала Имоджин.
«И я не собираюсь его расширять», – докончил про себя ее мысль Рейф с мрачным юмором.
Она подалась вперед и легко дотронулась до его колена.
– Вероятно, вы будете смеяться, но для меня это совершенно новое ощущение – пуститься в приключения такого рода.
И тут у Рейфа пропало желание смеяться. Глаза его стали как щелки. Действие разворачивалось не по его сценарию.
– Вы, очевидно, сочли меня очень дерзкой, – продолжала Имоджин. – Я и правда смелая, но не безнравственная. Но мой муж умер год назад, а мы и были-то женаты всего две недели, – Она посмотрела на него умоляюще. Рейф нашел в себе силы кивнуть. – Право же, я не порочная женщина, – продолжала она. – Нет, вероятно, испорченная, если нахожусь здесь. И все же, мистер Спенсер, Гейбриел, я не хочу снова выходить замуж. Во всяком случае, пока не пойму мужчин лучше.