— А как же рождественская вечеринка? — уныло спросил Хэррисон. — Я рассчитывал на твою помощь.
— Можно устроить вечеринку для твоих нью-йоркских клиентов. — Эта идея рассмешила ее. — У меня будет достаточно времени, чтобы все устроить до того, как начнутся следующие съемки. Дело в том, — пояснила она, — что я не знаю точно, когда они начнутся. Для каждого сезона фирма делает новую коллекцию. Я буду представлять Весну.
— Ясное дело! — буркнул отец. — Подумать только, моя дочь — фотомодель! — Он вздохнул. — Мне не следовало разрешать тебе лететь в Нью-Йорк с Летти. Я знаю, это ее рук дело.
— Послушай, папа…
— Я сделаю из нее чучело и повешу его на стену в своем кабинете. Можешь ей это передать.
— Я знаю, что ты хорошо к ней относишься, — пожурила Тиффани отца и подмигнула крестной матери, откровенно подслушивавшей разговор.
— Я убью ее!
Тиффани скорчила рожицу, и Летти рассмеялась, ничуть не смущенная гневом Хэррисона Блэра.
— Она смеется, — передала Тиффани отцу.
— Хорошо смеется тот, кто смеется последним, так ей и скажи! — Хэррисон замолчал, слушая кого-то рядом. — Кинг говорит, что он по тебе соскучился.
Сердце Тиффани дрогнуло. Но она больше не позволит Кингу унижать себя!
— Передай ему, чтобы морочил голову кому-нибудь другому. Пап, мне надо идти. Позвоню, когда мы вернемся с Ямайки.
— Подожди минутку. Где ты остановишься? А Летти едет с тобой?
— Разумеется. Мы с ней замечательно проведем время, папочка! Пока!
Хэррисон сделал еще одну попытку узнать, где дочь будет жить на Ямайке, но Тиффани повесила трубку. Хэррисон посмотрел на Кинга и развел руками. Такого выражения на лице своего младшего партнера он еще не видел.
— Она подписала контракт, — Хэррисон в ярости смотрел на телефон, как на своего обидчика.
— Какой?
— Реклама белья, — тяжело вздохнул Хэррисон. — Подумать только — моя дочь, которую я всю жизнь оберегал даже от нескромных взглядов, будет сниматься в прозрачных ночных рубашках на обозрение всему миру!
— Я этого не допущу! А где она? — взвился Кинг.
— Летит на Ямайку завтра утром. Кинг, — добавил Хэррисон, — она уже совершеннолетняя. Она взрослая, и я не имею права указывать ей, как жить. И ты тоже.
— Я не хочу, чтобы на нее пялились другие мужики, — упрямо заявил Кинг.
— А как ты сможешь ее остановить? Она совершеннолетняя и делает, что хочет.
— Ты передал ей, что я сказал?
— Ты же слышал.
— Что она ответила?
— Чтобы ты морочил голову кому-нибудь другому.
Кинг был потрясен. Ему ни разу не приходила в голову мысль, что он может потерять Тиффани, что она уедет из дома отца, а не будет ждать, пока он, Кинг, не соизволит наконец на ней жениться. Она сбежала из дома, и получилось, что они поменялись ролями. Тиффани почувствовала всю прелесть свободы, и теперь ее уже не запрешь в четырех стенах.
— Она и вправду подписала этот контракт или это уловка, чтобы привлечь мое внимание?
— А кто ее знает! — засомневался Хэррисон. — Но признайся — Тиффани очаровательна. Недаром же ею заинтересовались все эти рекламщики.
— Значит, она хочет сделать карьеру фотомодели, — в задумчивости произнес Кинг, глядя в окно.
Хэррисон не стал убеждать Кинга, что контракт с Тиффани могут и не продлить.
— Почему бы и нет, — сказал он, избегая взгляда Кинга. — Во всяком случае, это поможет ей повзрослеть.
— Но пока она еще не повзрослела, — сквозь зубы процедил Кинг.
— Знаю, но она в этом не виновата. Это мое упущение — я старался уберечь ее от жизненных невзгод. Наверно, слишком старался. Но теперь она хочет стать самостоятельной, расправить наконец крылья. Сейчас самое время. Она молода и думает, что весь мир лежит у ее ног. Пусть наслаждается жизнью, пока может.
— Полагаю, это мудрое решение, — согласился Кинг, глядя в пол.
— Это единственное решение, — был ответ. — Она вернется, когда сама сочтет нужным.
На Ямайке Тиффани в полной мере осознала, что работа фотомодели — это тяжелый труд. Надо было не просто стоять перед камерой и улыбаться, а постоянно менять костюмы, ждать, пока установят аппаратуру и освещение, переживать мелкие неприятности вроде неожиданно поднявшегося ветра или капризов артистической натуры фотографа.
Летти сидела в сторонке и с восхищением наблюдала, с каким энтузиазмом работает Тиффани. Две недели пролетели так быстро, что у них почти не осталось времени на осмотр достопримечательностей.
— Это называется невезение, — жаловалась Тиффани по возвращении в Нью-Йорк. — Все, что я видела, — это пляж, гостиница и аэропорт. Я и не представляла себе, что все мое время будет занято либо съемками, либо приготовлениями к ним.