Я украдкой смотрю на леди Марию, которая побледнела – явно от тошноты. Я тру свои щеки, чтобы казаться свежей рядом с ней. Я принимаю понемногу от всех угощений, которыми потчует меня король, и заставляю себя есть. На моей тарелке собираются целые груды мяса в густом соусе, и я с усилием воли жую и глотаю, запивая все это вином. Постепенно я начинаю ощущать слабость, меня бросает в пот. Я чувствую, как намокает ткань у меня под мышками и вдоль спины. Рядом со мной король развалился в кресле, почти лежа, обессиленный таким количеством съеденного, но, кряхтя, продолжает требовать все новые угощения.
Наконец, словно бы мы проходили этапы непременного испытания, снова раздается зов трубы, и глашатай объявляет, что наступает вторая половина пира. Мясные блюда уносят, и на столах появляются пудинги, засахаренные фрукты и лакомства. Когда появляется марципановая копия Хэмптон-корта с двумя миниатюрными фигурками, изображающими жениха и невесту, раздаются одобрительные восклицания и аплодисменты. Повара сотворили настоящее произведение искусства: в их исполнении Генрих выглядит стройным юношей, держащим в руках символы власти. Меня они изобразили во вдовьем белом платье, тонко подметив и передав наклон головы. Сахарная Екатерина вопросительно и с восторгом любуется блестящим юным Генрихом. Все гости приходят в восторг от искусства, с которым изготовлены фигурки: «Должно быть, на королевской кухне работает сам Гольбейн[2]!» Я изо всех сил стараюсь скрыть наворачивающиеся слезы за радостной улыбкой. В этих маленьких фигурках запечатлена настоящая трагедия. Если бы Генрих был действительно так юн, то у нас еще мог бы быть шанс на счастье. Но за юного Генриха выходила замуж другая Екатерина – Екатерина Арагонская, подруга моей матери. Нынешняя же жена короля на двадцать один год моложе своего мужа.
На головах у фигурок надеты короны из настоящего золота, и король жестом дает мне знать, что обе они предназначаются мне. Он смеется, видя, что я надеваю их на пальцы, как кольца, затем берет фигурку невесты и с утробным звуком запихивает ее в рот, целиком, надламывая маленькие ножки, чтобы та поместилась там вся сразу.
Когда после этого он требует еще вина и музыки, я испытываю облегчение. Когда хор запевает мелодичный гимн, король снова раскидывается на своем кресле. В залу под бряцание бубнов входят танцоры, чтобы открыть королевский свадебный маскарад. Один из них, наряженный в костюм итальянского принца, низко кланяется мне, приглашая присоединиться к ним. Я поворачиваюсь к королю, и тот жестом отпускает меня из-за стола. Я знаю, что хорошо танцую, и широкая юбка моего платья веером раскрывается за моею спиной, когда я разворачиваюсь и вывожу за собой на танец леди Марию. Даже малышка леди Елизавета скачет вслед за мною. Я вижу, что леди Мария страдает от боли: за столом она держала одну руку на коленях, а другой баюкала бок. Но она высоко поднимает голову и улыбается через сжатые зубы. Я не имею права освободить ее от танца, даже если она больна. На этой свадьбе должны танцевать мы все, что бы кто ни чувствовал.
Я танцую со своими фрейлинами, танец за танцем. Я готова танцевать для короля хоть до утра, если б это удержало его от кивка камер-юнкерам, обозначающего, что пир закончен и двору пора закрываться на ночь. Но полночь неотвратима. Я сижу на своем месте и аплодирую музыкантам, когда король разворачивает свой мощный торс ко мне, поскольку просто повернуться у него уже не получается, и говорит мне с улыбкой:
– Не пора ли нам в спальню, жена?
Я хорошо помню свою первую мысль после того, как король сделал мне предложение. Я подумала, что с этого мгновения до самой смерти все будет происходить именно таким образом: он либо немного подождет моего ответа, если это ему удобно, либо просто продолжит задуманное, не дожидаясь его. И теперь никакие мои слова не будут иметь значения, потому что я никогда не смогу ему ни в чем отказать.
Я улыбаюсь и встаю, ожидая, пока короля поднимут на ноги и пока он с огромным трудом не спустится с помоста и не отправится через весь зал в спальню. Я иду рядом с ним, соразмеряя свои шаги с его неровной походкой. Когда мы проходим сквозь толпу придворных, они радостно приветствуют нас, а я стараюсь смотреть только вперед, чтобы не встретиться ни с кем из них взглядом. Я готова принять от судьбы что угодно, только не выражение жалости в глазах какой-нибудь из своих фрейлин, сопровождающих меня в мои новые покои, в мою спальню. Там они помогут мне раздеться и там же оставят меня ожидать моего повелителя, моего короля.
2
Ганс Гольбейн-младший (1497–1543) – живописец, один из величайших немецких художников, придворный живописец Генриха VIII.