Я птицей вылетаю из кровати, чувствуя, как липнет к ногам испачканное платье, и хватаю со стола миску и флягу с элем.
– Не хотите сделать глоток эля? Мне послать за докторами?
– Я покажусь докторам позже. Мне было совсем нехорошо ночью.
– О, мой дорогой, – нежно воркую я, словно мать, убаюкивающая больного ребенка. – Может, тогда все-таки выпить немного эля и попробовать чуть-чуть поспать?
– Нет, мне не спится, – брюзжит он. – Я никогда не сплю. Весь двор спит, вся страна спит, а я бодрствую. Я на страже всю ночь, пока дрыхнут эти ленивцы и лентяйки. Я берегу и защищаю свою страну и Церковь! Знаешь, скольких я сожгу в Виндзоре на следующей неделе?
– Нет, – говорю я и чувствую, как у меня все сжимается внутри.
– Троих! – сообщает он уже с удовольствием. – Их сожгут на болотах, а прах их развеется без следа. Это им за сомнения в моей Церкви. Туда им и дорога!
Я вспоминаю о том, что Нэн просила походатайствовать за них.
– Милорд, мой муж…
Он осушает свой бокал тремя огромными глотками и жестом велит снова наполнить ему бокал.
– Еще!
– Нам приготовили еще пирожных, вдруг вы пожелаете их попробовать, – с сомнением произношу я.
– Ну, разве что одно, чтобы успокоить желудок.
Я передаю ему блюда и наблюдаю за тем, как он, не задумываясь, сминает пирожные одно за другим и заталкивает их в свой маленький рот, пока не съедает все. Затем облизывает пальцы и подбирает крошки с блюда, чтобы потом протянуть его мне. Теперь он улыбается: внимание и еда явно смягчили его.
– Так-то лучше, – заявляет он. – Оказывается, я проголодался после ночи нашей любви.
Благодаря элю и пирожным настроение короля чудесным образом улучшилось. Мне начинает казаться, что короля все время пожирает чудовищный голод. И приступы этого голода настолько сильны, что ему приходится наедаться до рвоты, а как только еда переваривается, он чувствует себя больным.
Заставив себя улыбнуться, я тихо спрашиваю:
– Нельзя ли помиловать тех людей?
– Нет. Который сейчас час?
Я оглядываю комнату. Здесь нет часов. Я встаю и подхожу к окну, чтобы раздвинуть портьеры, приоткрыть окно и посмотреть на небо.
– Не пускай сюда ночной воздух! – сердито велит он. – Бог знает, какая в нем может быть зараза… Быстро закрой окно! Плотнее!
Я захлопываю окно, но продолжаю всматриваться через толстое стекло. На востоке не видно и намека на свет. Я старательно моргаю, чтобы избавить глаза от бликов от свечного фитиля, и смотрю снова, отчаянно надеясь увидеть краешек посветлевшего неба.
– Должно быть, еще слишком рано, – говорю я, с тоской думая о далеком рассвете. – Небо еще темное.
Он смотрит на меня, как ребенок в ожидании развлечений.
– Я не могу уснуть, – заявляет он. – И этот эль лег камнем… Он был слишком холодным. Теперь у меня от него будет болеть живот. Ты должна была его подогреть. – Он немного ерзает на кровати и рыгает. В то же самое время от кровати доносится новый запах: у Его Величества отошли газы.
– Послать на кухню за чем-нибудь? Может быть, за теплым питьем?
– Нет, – он качает головой. – Но ты можешь сделать огонь пожарче и сказать мне, что ты рада быть королевой.
– О! Конечно, я так рада! – Я улыбаюсь и подбрасываю в камин щепок и поленьев. Угли еще не погасли, и я ворошу их, чтобы снова пробудить в них пламя. – Я очень рада быть королевой, и я рада быть женой, – говорю я. – Вашей женой.
– Да ты хозяйка! – восклицает король, впечатленный моими успехами в разжигании камина. – Ты можешь приготовить мне завтрак?
– Я никогда не стряпала, – меня немного задел его вопрос. – У меня всегда была кухарка и помощницы на кухне. Но я умею управлять кухней; пивоварней и сыроварней тоже. Раньше я даже варила собственные лечебные настойки из трав и мыла.
– Так ты умеешь управлять хозяйством?
– Я управляла замком Снейп и всеми нашими землями на севере, когда муж бывал в отъезде.
– Ты даже жила в осажденном замке, да? – спрашивает он. – Оборонялась от этих предателей… Должно быть, это было очень непросто. Ты, должно быть, очень храбрая.
– Да, милорд, – я скромно киваю. – Я выполняла свой долг.
– Столкнулась лицом к лицу с теми предателями, да? Разве они не угрожали сжечь весь замок с тобою вместе?
Я прекрасно помню те дни и ночи, когда отчаявшиеся обнищавшие люди в рубищах пришли к замку, чтобы умолять о возвращении старых добрых дней, когда церквям не мешали заниматься благотворительностью, а монастыри трудились во славу Господа. Они требовали, чтобы мой муж, лорд Латимер, ходатайствовал за них перед королем, потому что знали, что их лорд согласен с ними.